Валенти не стал заглядывать в другие комнаты, зашёл в спальню и упал на кровать с судорожным вздохом. Тело неприятно заныло, в особенности спина. Ему показалось, что он будто бы целый день работал в поле под палящим солнцем, при этом изредка чередуя это занятие с беготнёй из одного конца деревни в другой, таская на себе тяжёлые вёдра, полные воды, или ещё какие-то вещи, за которыми посылала матушка. Стоило вспомнить о подростковом возрасте, проведённом на родной земле и в доме родителей, как становилось дурно и хотелось отогнать эти мысли прочь и ещё долго не воспоминать. Семья, до сих пор жившая в Валентии, кроме старшей сестры и самих близнецов, вызывала у Вито подсознательное отвращение и неприязнь. Но близнецы всё равно продолжали писать им письма, да и то чисто из интереса, мало ли что могло измениться. Практически ничего не менялось: четвёртый по старшинству ребёнок, которому было восемнадцать лет, ещё не остепенился даже под давлением матушки, жил в родительском доме, кое-как помогал с хозяйством и с маленькими кровопийцами. Появление всё новых младших братьев и сестёр вызывало у близнецов недоумение и вполне уместный вопрос «куда столько», с учётом того, что сейчас эти самые дети шли почти друг за другом и разница в возрасте у них была весьма небольшая. После тройняшек, конечно, пополнения в семье больше не случалось, но всё равно тринадцать детей в семье, хотя трое из них сами сбежали из дома, как можно дальше от этого ужаса, – это слишком много для нынешнего времени, даже для жизни в такой глуши.
О себе братья писали немного и иногда «приукрашивали» письма какими-то не очень хорошими новостями. Не хотелось, чтобы родня разевала рты на «обеспеченных родственничков из Центрального королевства». Может здесь было и лучше, но всё равно жизнь была по-своему тяжела: экономику периодически лихорадило и это сказывалось на ценах, которые то взлетали вверх, то падали куда-то вниз вместе с зарплатами, лавка Валенти тоже страдала; некоторые горожане довольно косо посматривали на внешность, а про принадлежность к какой-либо расе стоило вообще умалчивать либо до нужного времени, либо вообще не говорить, люди порой реагировали на это слишком нервно и иногда гнали в шею знакомых, отличающихся от них. Наверное, скоро будет так, что с людей всякие повинности и налоги снимут, перевесят на других существ и повысят всё это раза в два, чтобы экономика как-то жила. Будет забавно, если даже преступления, совершённые людьми или вампирами, будут перекладывать, предположим, на тех же гномов. Выйдет интересная, но всё-таки дискриминация – на стороне людей стоят многие магические существа, что странно. Вообще, если разложить всю складывающуюся ситуацию по косточкам, то местами прослеживалось отсутствие какого-либо смысла или логики, иногда и вовсе можно было сказать, что всё это абсурд, поддерживаемый королём.
От мыслей, резко наполнивших мозг, стало дурно, поэтому Вито тряхнул головой, уткнулся лицом в подушку, подтянул к себе скомканное одеяло и укрылся им с головой. Он чувствовал, как начинает засыпать и проваливаться в дремоту, снять уличную одежду молодой человек и вовсе забыл, как и про намерение рассказать Нино про письмо и планы. Но приятную и такую расслабляющую дремоту прервало то, что Вито нетерпеливо и с усилием тормошили за плечо. Он поморщился, с головой накрылся одеялом, что-то невнятно пробурчал и отвернулся к стене. Всё равно его в покое не оставили и он получил подзатыльник.
