Эмбрионы - страница 26

– Мы тут подумали с мамой… – Отец опять замолкает, внимательно смотрит на спидометр, в очередной раз переключает передачу и, будто нехотя, продолжает: – Что ты думаешь, если мы отметим его в «Плазе»?

Глупый мальчишка вне себя от радости.

Тогда, десять лет назад, когда «Плаза» только открылась, все дети мечтали отметить день рождения именно там. Большой игровой зал и фуд-корт с пиццей и бургерами на последнем этаже. Сейчас «Плаза» превратилась в проходной торговый центр с второсортными магазинами, поломанными аттракционами и обшарпанными столиками в кафе. Но несколько лет назад это был прямо Тадж-Махал. Место паломничества пассажиров всех ближайших станций метро. В выходные дни – настоящий муравейник.

Я смотрю этот фильм-сон уже не в первый раз и всегда злюсь на этого маленького глупца.

Он не верит своему счастью. Вижу, как он ёрзает на заднем сиденье, – и наконец не выдерживает. Я отчётливо слышу, как щёлкает застёжка ремня. Мальчик обвивает руками шею отца. Детская щека прижимается к грубому небритому лицу.

– Папа, я люблю тебя, – говорит несносный мальчишка и целует двухдневную щетину.

Отец улыбается и смотрит в зеркало заднего вида. Он давно не видел сына таким счастливым. Отец открывает рот и хочет что-то сказать в ответ, но не успевает. Он вдруг замечает, как у глупого мальчика от ужаса расширяются глаза. Мужчина быстро переводит взгляд на дорогу – и в этот момент фильм выключают.

Странная штука – наш мозг. Если уж он хочет испоганить мне жизнь, то пусть прокручивает плёнку до конца. Но каждый раз фильм обрывается в одном и том же самом месте.

Хотя это не важно. Я и так знаю, что будет дальше.

Многотонный грузовик сталкивается со старой «Ладой» и выбрасывает её на обочину. Легковая машина переворачивается несколько раз и врезается в угол заброшенного склада.

Потом врачи скажут, что произошло чудо. Пристёгнутый ремнём отец погиб, а мальчик остался жив.

Я остался жив.

Проснуться в мокрой постели – то ещё удовольствие. В первую секунду кажется, что я, как Боря тогда в лагере, обмочился. Но потом понимаю, что просто вспотел. Но даже влажная простыня не может заставить меня вылезти наружу, во внешний мир.

Меня разбудил яркий свет. Наступившее утро вязкое, как кисель. Будто лежишь в ванной, наполненной мёдом.

В голове вместо ясных мыслей плохо сваренная каша, с комочками и сгустками – как от двойной дозы успокоительного. Я не послушал Викторию и не стал пить снотворное. Всё равно не поможет.

Смотрю по сторонам. Нужно ухватиться взглядом за что-то, чтобы мозг заработал.

На столе – стакан воды и три таблетки, заботливо приготовленные мамой. Сгребаю их и по одной забрасываю в рот. Этот ежедневный коктейль поддерживает меня в приемлемом состоянии.

Делаю над собой усилие и поднимаюсь с кровати. Чувствуется адский холод. Всё тело подрагивает, как в лихорадке. Зубы стучат. Это не потому, что на улице морозно. И не из-за того, что я вспотел. Так всегда бывает после этой ночи.

Скидываю с себя бельё и достаю новое. Сухая футболка немного согревает.

Оля старше меня на два года, но до сих пор ест шоколадные шарики на завтрак. Не понимаю, как можно любить такое, когда тебе почти двадцать. А она насыпает полную тарелку и заливает молоком.

Иногда сестра просит маму сделать омлет, и тогда квартира наполняется запахом нагретого масла. Сейчас из кухни доносится именно такой запах.