Ей почти восемь лет, но ведет себя, будто намного старше. И вообще размышляет как взрослый человек. Эмилия мне как самая близкая подруга, а еще самая родная, самая любимая малышка, ради которой я душу дьяволу продам, лишь бы с ней никогда ничего не случилось.
— Скоро избавимся от Глеба, не волнуйся.
Услышав имя Салтыкова, Эмилия морщится, словно от зубной боли.
— Мам, а это кто? — дочь замечает рамку на тумбочке. Фотография, где изображены мы с Эмилем. Благо, не в обнимку. Я сделала ее, когда мы после длинного рабочего дня сидели на диване и смотрели фильм.
— Скоро и с ним познакомишься, — обещаю малышке.
— У тебя телефон звонит, — говорит дочка и тянется к моей сумочке, лежащей на столе. Взяв мобильник, протягивает мне. Номер незнакомый.
— Алло, — отвечаю, хоть и постоянно игнорирую такие звонки.
— Адрес я тебе уже послал. А времени у тебя осталось еще меньше. В девять, напоминаю.
Я усмехаюсь и решаю не отвечать ему. Отключаю звонок и читаю сообщение.
— Малыш, — зову я дочь.
— Да, мамуль, — отвлекается она от фотографии.
— Мы сейчас поедем в особняк. Ты поешь и пойдешь в нашу комнату. Но дверь закрой на замок, чтобы в случае, если Глеб поднимется к тебе, не смог зайти. А то допрос устроит и будет расспрашивать, куда я уехала. Сложишь некоторые свои вещи в сумочку...
— Мы серьезно приедем сюда? — перебивает дочь радостным голосом. — Да я обязательно все вещи в сумочку соберу и буду с удовольствием ждать тебя. Люблю тебя, мамуль! Ну наконец-то! Наконец-то у нас будет свой дом. Без него!
3. Глава 3
Глеб — настоящий гад, и это не новость для нас с дочерью. Любит он орать, приказывать, качать свои права. Однако на Эмилию руку он не поднимал никогда, чего не скажу про себя.
Спорим мы с ним почти каждый прожитый вместе под одной крышей день. Или на работе, куда я идти вынуждена ради дочери. Чтобы обеспечить ее и не отказывать ни в чем. Благо, дочь у меня умная и всегда была довольна тем, что я для нее покупала. Она редко что-то просит, потому что знает: зарплата у мамы неплохая, но не настолько, чтобы хотеть все на свете. У Глеба я никогда не брала денег, а у своего отца тем более.
Дома мы пересекались с Салтыковым и опять же ссорились даже по пустякам. Терпеть его не могу. Больше всего — когда он пьян. Именно в такие времена он пристает и требует от меня близости. Мол, я не жена, а всего лишь содержанка. Интересное заявление, однако. Почему он так говорит — огромная для меня загадка.
Да ну его, этого Глеба. Он, будучи еще трезвым, не ведет себя адекватно. Чего же ждать от человека, у которого голова ватной становится и который почти ничего не соображает? Ничего хорошего.
— Ну что, малыш, я могу ехать?
— Конечно. Не переживай за меня, — Эмилия улыбается настолько широко, что не могу сдержать улыбку. Притягиваю дочку к себе и крепко ее обнимаю. — Слушай, мамуль, у тебя такое хорошее настроение, что я не могу не радоваться. Он всегда тебя злит и на твоих нервах играет. Но сегодня ведь что-то случилось, верно? Ты поэтому такая счастливая?
— Случилось, — подтверждаю слова Эмилии, все так же улыбаясь. — Обещаю, что все очень скоро тебе расскажу, но сейчас мне нужно бежать. Иначе опоздаю — и тогда мне а-та-та сделают.
— Хорошо, мамуль, — кивает дочь, отстраняясь.
— Люблю тебя, малыш, — чмокнув дочку в щеку, я выхожу из комнаты. Но останавливаюсь у двери, чтобы убедиться, что Эмилия меня услышала.
