Нина расчёсывала недавно высохшие после купания волосы дочери, когда услышала шум за окном. Подойдя к нему, она увидела всадников и готова была уже бежать им навстречу, бежать навстречу Теодору, как заметила, что Теодора там и нет.
– Посиди здесь, милая, я скоро буду, – сказала она Эмили и, обеспокоенная, выбежала из дома. Эмили подбежала к окну, подвинула туда небольшой стульчик и взобралась на него. Она увидела бегущую навстречу лошадям мать, после она увидела, как та закрывает лицо руками, падая на колени и склоняясь к земле. Какой-то всадник, мужчина крупного телосложения с длинными усами, слез с коня и подал ей руку. Они начали о чём-то говорить, и её мать утирала рукой слёзы. В эти мгновения сердце Эмили билось, как сумасшедшее. Её охватил страх. И ей было не к кому прижаться в данную минуту. Она знала, что случилось что-то плохое, и отчаянно пыталась думать о чём-то другом. Но она не отводила взгляда от окна. И, не выдержав, заплакала.
Не только жизнь без отца, а сама мысль о том, что его больше не будет в жизни Эмили, пугала её до чёртиков, до неприятного скручивания где-то в животе, до мурашек по коже. Ей было так мало лет, и она уже столкнулась с такой трагедией. И это происшествие твёрдо врезалось в её память, пробуждая в мозгу дурные сны ночью и яркие картинки того, как мог заблудиться её отец в лесу, днём, как его могли съесть волки, или как он сейчас бродит по лесу и голодает, не в силах вернуться к семье. Казалось бы, это слишком жестокие представления обо всём этом для ребёнка, но кто бы знал, что ребёнок своим умом ничем не отличается от взрослого, а отличается разве что опытом, но никак не воображением, и если уж Нина не находила себе места, Эмили и подавно. Нина улыбалась ребёнку и успокаивала её, объясняя, что папа просто задерживается, и он обязательно вернётся, но Эмили, как очень наблюдательный ребёнок, видела, что её мать сильно переживает, слышала, как она тихо всхлипывает по ночам и боялась, что однажды они обе потеряют веру.
Эмили перестала играть с детьми. Сначала она выходила к своей прежней компании, но всё казалось ей до ужаса скучным, и как назло в голове непроизвольно проскальзывали мысли о том, что с папой играть интереснее. Ухудшало ситуацию ещё и то, что не все ребята старались относиться к ней со снисхождением, сопереживая. Многие из них перешёптывались, явно глядя в её сторону, а кто-то и вовсе открыто высказывал все мысли по поводу случившегося, от чего Эмили чувствовала себя неполноценной. Именно так она могла описать это для себя. Как будто от неё оторвали невидимый кусок, и она теперь уродливее всех. И чтобы не чувствовать этого, она выходила только к Грому, чтобы постоять и поговорить с ним. Кто бы что ни говорил, а лошади отличные слушатели. Они никогда не перебьют и будут молча стоять, только изредка перерывая копытами землю. А если вы переживаете, они ещё потрясут ушами в знак поддержки.
Нина видела, как Эмили «затухает». Она видела ребёнка, который ищет утешения в матери, в коне, в соломенной кукле. И Нина переживала, что недостаточно хорошая мать, раз ребёнок отказывается от настоящих человеческих друзей и находит себе компанию в кукле и животном. Но Нина и не знала, что сейчас для Эмили это была лучшая компания. Кукла и животное.
– Эмили, милая, зайди в дом, – попросила она свою дочь как-то достаточно солнечным, но прохладным днём. Эмили вновь разговаривала с Громом, но ей пришлось прервать своё занятие и вернуться к матери.
