– А кем же я тогда являюсь для других мужчин, которые занимаются со мной любовью?
– Подумайте сначала о том, кем они являются для вас. Думаете, они от вас отличаются?
– Мне бы хотелось думать, что нет.
– Когда вы им отдаетесь, вы думаете лишь о своем удовольствии?
– Нет, мне очень нравится доставлять им наслаждение.
– Тот факт, что мужчины вас хотят, не угрожает вашей свободе? Их желание вас не оскорбляет?
– Напротив, оно делает меня счастливой.
– Вы перестаете быть счастливой, если мужчины просят вас удовлетворить их желание?
– Ответ вам известен.
– Отвечать вы должны им. У них никогда нет уверенности в своей правоте. И они не узнают, кем вы для них являетесь, пока не перестанут вас бояться. Лишь перестав бояться, они смогут удовлетворить ваши желания, то есть уподобиться вам. Ведь они только и мечтают доставить вам наслаждение.
– То есть я никому не должна отказывать?
– Никому. Существование мужчины имеет смысл только тогда, когда он – в вас.
Она улыбается. Он говорит:
– И поскольку ваше чувство зависит от чувств других…
Секунду Эммануэль размышляет. Затем задает последний вопрос:
– А если… я забеременею? Я ведь даже не узнаю, чей это ребенок!
Марио не отрицает:
– Это точно. И вы должны осознавать это.
Эммануэль не сказала об этом Марио, но перспектива забеременеть не показалась ей такой уж кошмарной. До того как Жан оставил Эммануэль одну в Париже, они не собирались рожать детей. Но она не предохранялась со времен Бангкока. Ни в самолете, ни с сам-ло. Странно, но Эммануэль не испытывала страха, когда представляла себе, будто сообщает Жану, что родит ребенка от другого мужчины. По какой-то необъяснимой причине ей казалось, что Жан воспримет ситуацию с пониманием и поступит справедливо.
* * *
– Как вы проводите время? – спросила Эммануэль в тот вечер у Кристофера. – Жан, почему ты не представишь друга симпатичным сиамкам? Или не сводишь в какое-нибудь любопытное местечко?
– Хорошая идея, – сказал Жан. – Можем сходить на китайский стриптиз!
– Какой ужас! – воскликнул Кристофер.
Нравственность молодого человека удивила Эммануэль.
– И как только Кристоферу удается быть столь добродетельным?
– Он не добродетельный. Он просто лицемер.
Англичанин что-то пробурчал себе под нос. Жан настаивал:
– Ты бы видела, в какой ажиотаж его приводят маленькие девушки!
– Маленькие девушки, – обрадовалась Эммануэль. – Насколько маленькие?
– Настолько.
Жан опустил руку так, что она оказалась в метре от пола. Эммануэль скорчила гримасу:
– Слишком маленькие, – заключила она.
Кристофер посмеялся вместе с друзьями.
После ужина они отправились в лабиринт китайских кварталов, к театру, похожему на старый вокзал. Сотни вспотевших, возбужденных зрителей толкались и вопили у эстрады, по которой друг за другом расхаживали голые девочки-подростки. «И все-таки не совсем голые», – замечали зрители, рассаживаясь на металлических стульях. Свободных мест было много, поскольку плату взимали значительную. Бедра каждой участницы шоу опоясывала веревочка, на которой в области лобка крепился убогий обрезок клеенки, размером с игральную карту. Время от времени девочки двумя пальцами резко приподнимали «занавес» и на секунду выставляли напоказ волосатые лобки – публика ликовала. Спектакль продолжался около получаса, – при этом картина не менялась, а зрители совершенно не уставали наблюдать за одними и теми же повторяющимися движениями. Трое европейских гостей развлекались, обсуждая внешние данные артисток.
