Пришла, Ириде подмигнула,
Ей что-то на ухо шепнула,
Чтоб никакой не слышал черт,
И пальцем строго погрозила,
Чтоб сразу все то сотворила,
И ей бы принесла рапорт.
Ирида низко поклонилась,
В сюртук походный нарядилась,
Рванула с неба аки черт.
В Сицилию как раз спустилась, —
Троянки там вздремнуть легли.
Среди подружек примостилась,
Что эти лодьи стерегли.
В кругу сердечные сидели
И кисло на море глядели:
Ведь не позвали их гулять,
Где их супружники гуляли
Медок, сивуху попивали
Без просыпу, неделек пять.
Девчата горько горевали.
Тошнило тяжко молодиц,
И слюнку с голода глотали,
Как от оскомины с кислиц.
Своих троянцев проклинали,
Что из-за них так горевали.
Орали девки во весь рот:
«Да чтоб им так гулять хотелось,
Как нам, несчастнейшим, вдовелось,
Пускай их замордует черт».
Троянцы волокли с собою
Тут Бабу старую – Ягу,
Ведьму лукавую – Берою,
Перекорежену в дугу.
В нее Ирида воплотилась
А как Бероя нарядилась,
То к девкам примостилась тут,
Чтоб к ним удобней подступиться,
Перед Юноной заслужиться,
На блюде поднесла грейпфрут.
Сказала: «Помогай бог, дети!
Чего грустите вы вот так?
Не остобрыдло тут сидети?
Гуляют ваши вона как!
Безмозглых будто нас морочат,
Семь лет, как по морям волочат,
Смеются как угодно с нас.
С чужими, ироды, гуляют,
Свои же жены пусть страдают,
Когда велось бы так у вас?
Послушайте меня, девицы,
Совет я очень верный дам,
И вы, подруги белолицы,
Конец приблизите бедам,
За горе мы отплатим горем —
И сколько нам сидеть над морем?
Возьмемся и челны сожжем.
Тогда придется им остаться
И против воли к нам прижаться,
Так их к себе их прикуем».
«Спаси тебя господь, бабуля», —
Троянки дружно загудели.
«Совет такой, наша роднуля,
Мы бы придумать не сумели».
И тут же побежали к флоту,
Взялись поспешно за работу:
Огня разжечь и принести
Лучины, щепки и солому
От одного челна к другому,
Пожар ловчей чтоб развести.
Воспламенилось, загорелось,
Пошел дымок до самых туч.
Аж небо ярко раскраснелось —
Пожар стал страшен и могуч.
Челны и лодки запылали,
Паромы, вспыхнув, затрещали,
Горели деготь и смола.
Пока троянцы огляделись,
Что их троянки разогрелись, —
Лишь часть челнов цела была.
Эней, такой пожар узревши,
От страха побелел, как снег,
И, всем туда бежать велевши,
Сам побежал как лось на брег.
Тревогу в колокол звонили,
По улицам в трещотки били,
Эней же в ярости орал:
«Кто в бога верует – спасите!
Руби, тяни, вали, гасите!
Кто нас так тяжко наказал?»
Эней от страха с толку сбился,
В уме, видать, слабинку дал.
В огне внезапно очутился,
Стонал, вертелся и стенал.
Вопил он, воздевая руки:
«Вы что там, на Олимпе, суки?
Кто мне такое отмочил?»
Богам досталось в полной мере,
И маме, сучке и мегере,
И Зевс изрядно получил.
«Эй ты, плюгавый старикашка!
На землю с неба не взглянешь,
Не слышишь, мерзкая какашка, Зевес! И глазом не моргнешь.
Небось, ослеп на оба глаза,
Пристала бы к тебе зараза,
Что ты не помогаешь мне?
Или тебе совсем не стыдно,
Что пропадаю – аль не видно?
Я, молвят люди, внук тебе!
А ты, с седою бородою,
Ваше высочество Нептун!
Сидишь, как демон, под водою,
Бездельник, старый ты блядун!
Ты подружись-ка с головою
И сей пожар залей водою-
Трезубец бы тебе чтоб в зад!
Мзду огребать ты только можешь,
Так что же людям не поможешь?
А выпить на халяву рад!
И братец ваш Плутон, разбойник,
Он с Прозерпиною засел,
Сей адский, аспидный любовник
Еще тебя там не нагрел?
Завел приятельство с чертями
И в жизни нашими делами
Не озадачился нимало,
Чтоб тут пылать-то перестало,
