Позади остались ещё три мили – ребёнок хранил молчание… Очевидно, девочка могла делать это с тем же энтузиазмом, как и когда говорила.
– Полагаю, вы очень устали и голодны, наверно, – рискнул, наконец, нарушить затянувшуюся паузу Мэтью, приписывая внезапный «приступ немоты» только этим двум причинам, – другое, просто не могло прийти ему в голову, – но нам осталось совсем не много! Всего около мили!
Она вышла из своей глубокой задумчивости и глубоко вздохнула; взгляд её был затуманенным: душа её всё ещё спускалась со звезд…
– О, мистер Катберт, – прошептала она. – То место, которое мы проехали-то, белое место – что это было?
– А, должно быть, вы это об «авеню», – протянул Мэтью после секундного размышления. – Да, красивое местечко.
– Красивое? Не то слово! И даже не просто великолепное, а – чудесное! Единственное из всего того, что я видела, превосходящее моё воображение. Я получила полное удовлетворение! – Она положила руку на грудь. – Я словно в состоянии опьянения! Но это – приятно! Когда-нибудь вам приходилось чувствовать себя подобным образом, мистер Катберт?
– Ну, сейчас я что-то не могу вспомнить.
– Со мной такое частенько происходит. Когда я встречаю нечто, воистину прекрасное! Но они не должны называть то место «авеню». Это ничего не значащее имя. Они должны дать ему другое название. Ну, скажем, э… Белоснежный Путь Восторга. Не правда ли, очень образно? Когда мне не нравятся названия мест или имена людей я всегда придумываю что-нибудь своё, и с тех пор только так их и называю. Одну девочку в приюте звали Генсиба Дженкинс, но я всегда представляла её с другим именем, как Розалию де Вере́. Остальные пусть называют то место «авеню», но для меня оно навсегда останется Белоснежным Путём Восторга. Так нам действительно осталась только миля? Я и рада и не рада этому. Не рада, потому что путешествие было таким хорошим, а мне всегда жаль, хотя я и знаю, что всё хорошее когда-нибудь кончается. Конечно, в один прекрасный день ты можешь увидеть что-нибудь и получше, но это ещё не факт. В любом случае, так плохо расставаться с хорошим! Ведь правда?… Но я рада тому, что мы вскоре окажемся дома! С тех пор, как я себя помню, у меня никогда не было настоящего дома. Мысль о том, что я буду жить дома, снова опьяняет меня. Как же это чудесно!
Они въехали на гребень холма. Внизу виднелся длинный, со своеобразными «излучинами», пруд, который скорее напоминал реку. С начала моста, перекинутого через этот пруд, открывался вид на его дальний песчаный крутой берег. Эта своеобразная «пограничная полоса» холмов совершенно янтарного цвета, отделяла пруд от синевшего внизу морского залива; на водной поверхности мелькали цветовые пятна самых разнообразных оттенков; цвета крокуса и розы внезапно сменялись светло-изумрудными и такими, для которых, кажется названий ещё и вовсе не найдено. Аппендикс пруда, неподалёку от моста, вдавался в пихтово-кленовый лесок, сумрачные тени которого придавали неспокойной поверхности воды тёмный цвет. И здесь, и там длинные сливы склонялись к пруду с берега, точно стоявшие на цыпочках девушки в белых одеждах, залюбовавшиеся своим отражением. В заболоченной части пруда мощным, сладкоголосым хором пели лягушки. Среди яблоневого цвета в саду, на холме, виднелся серый домик, и хотя ещё достаточно не стемнело, свет струился из одного из его окон.
