Епархиальные реформы - страница 32
связана с так называемым социально-освободительным движением, направленным к ниспровержению всякой власти и всякого порядка, которое, несомненно, отразилось даже и в церковной сфере: здесь оно превратилось в движение антиепископское. <…> Это – то же, что в «освободительной» прессе по отношению к правящим властям[286].
Действительно, в работе П. В. Тихомирова мы уже встречали отождествление соборности с народным представительством в его демократическом понимании, когда управляющие являются уполномоченными совокупности управляемых, которые, таким образом, являются носителями власти. Эта мысль была затем повторена профессором В. Н. Мышцыным, который, критикуя сословность «записки 32‑х», высказывал такое мнение:
Сущность соборного начала сводится к тому, что известным учреждением правит не лицо, как бы оно ни выдавалось своими дарованиями и нравственными свойствами, а целое, так сказать, тело учреждения[287].
Позднее, в связи с предложением обер-прокурора от 28 июня 1905 года, Мышцын уточнил, что было бы большой ошибкой смотреть на новый орган епархиального управления, как на орган епископской власти, и в подчинении епископу видеть залог его единства. Соборно-канонические начала требуют, чтобы новое учреждение было органом не епископской власти, а всей епархии[288].
Еще более яркие отголоски этих мыслей мы находим в различных статьях начала 1905 года, авторы которых желали ввести в церковный строй «некоторый вид духовной демократии»[289] или ««парламентарный» строй», сопоставимый с программой «земцев-конституционалистов»[290]. Рядом с этим, следует отметить другую, хотя и столь же радикальную, точку зрения академика Е. Е. Еолубинского. Последний, отрицая единоличность власти в епархиальном управлении, защищал «епископско-пресвитерское» управление – то есть сословное. А именно, он считал, что верность апостольским установлениям предполагает,
чтобы состоящие при епископах члены коллегий, именуемых у нас теперь консисториями, имели голоса не совещательные только, как это ныне, а совершенно такие же решающие, как и голоса самих епископов[291].
В ином и более сдержанном духе развивает рассматриваемое нами направлениедискуссий Η. Π. Аксаков, являвшийся в некоторой степени глашатаем «Союза ревнителей церковного обновления»[292]. Отвечая на записку архиепископа Антония (Храповицкого), исключавшего клир и мирян из состава Собора, Аксаков утверждает, что учение Священного Писания «всецело исключает всякую возможность устраненности церковного народа и мирян, его составляющих, от дела церковного управления»[293]. Участие клира и мирян в управлении Церковью понимается Аксаковым в том смысле, что вся Церковь, все ее составляющие – епископы, клирики, миряне – принимают все решения «сообща»[294]. К примеру, Аксаков отрицает непреложное значение правила Ап. 39, в котором полномочия священников выводятся из полномочий епископа[295]. Признавая, что пресвитеры проходят свое служение под наблюдением епископа, он понимает это наблюдение в том же смысле, в каком и сам епископ проходит свое служение под наблюдением окружного собора, его избравшего. Более того, по мнению Аксакова, утверждая право апелляции паствы на епископа, «Церковь вручает [ей] соответствующую долю контроля над своим епископом», так что «епископ проходит служение свое под наблюдением всей паствы своей – народа и клира – и ответственен перед областным собором»