Эпоха Льда и Пламени - страница 13

– Вот, – Моргана вытянула руку, по-детски указав на сидящего в траве человека. – Тот, кого ты слышал. Через сотни миль, через сотни веков, – ведьма многозначительно изогнула бровь и перевела взгляд на лицо Охотника.

Тот смотрел перед собой, непонимающе скользя взглядом по спине и плечам этого загадочного человека. Его лицо не было знакомым; его глаза были закрыты, словно сам человек прибывал в каком-то трансе или сне.

– Я не… Кто это? О чем ты говоришь?

Моргана вздохнула. Поняв, что без объяснений обойтись не выйдет, она заговорила:

– Леса полны странными созданиями. Полны магией разной силы и разного толка – есть и благословения, есть и проклятья. Ты наверняка знаешь это – ты исследовал каждый уголок как Северных Лесов, так и Южных Пустынь. Я слышала твои крадущиеся шаги по обе стороны Торджилса…

Нджалл слушал ее слова молча, словно завороженный разглядывая безмолвного человека на траве. Это был юноша, почти ровесник самого Нджалла, не ребенок, но и не совсем взрослый мужчина. Его кожа мягко сияла, а веки были плотно закрыты. Парень, скрестив ноги, сидел прямо напротив закатного солнца, словно превратившись в статую – не было заметно ни его дыхания, ни малейшего движения; присмотревшись, Нджалл заметил тонкую паутину на его ресницах, подрагивающую на ветру.

– Это – Спящий, – продолжала тем временем ведьма. – И он… спит. Уже очень давно.

– Что с ним… не так? Он проклят?

– Верно. Это – Проклятие Вечного Сна. Проклятие другой ведьмы. Еще моя бабушка рассказывала мне эту историю: когда-то одна ведьма влюбилась в этого человека, в парня, которого звали Вранак, чье сердце уже принадлежало другой. Он был помолвлен, и очень любил свою невесту. Ее звали, кажется, Дайна. Тогда ведьма разозлилась и сказала: «Ах вот как? Ты любишь ее, а не меня? Ну хорошо… Хочешь видеть только ее? Так смотри только на нее!» – и прокляла его. С тех пор он не видит ничего, кроме Дайны – той, которую так любил при жизни; прошли дни, месяцы и годы, а он видит свой прекрасный сон до сих пор. Не может ничего видеть, кроме своего любимого сна. Той девушки, которую он любил, давно уж не на свете, а ведьма давно рассыпалась в прах, смешавшись с пылью Восточных Степей. Но этот несчастный все еще живет лишь благодаря своим грёзам. Образ его возлюбленной навсегда застыл пред ним. Поэтому он и спит – и вряд ли хочет просыпаться.

– Но это… Это неправильно.

– Почему же? У него не осталось ничего. Его семья давно умерла, его город давно стёрт с лица земли, а его собственное тело истлело изнутри: в груди поселились мотыльки, а из кончиков пальцев прорастают травинки. Стоит ему проснуться – и он развеется по ветру пеплом. А сейчас… Ему хорошо, и он счастлив. Ему снится та, которая всегда рядом с ним, его жизнь превратилась в самую настоящую мечту, и нет в ней ни темноты, ни кошмаров. Наверное, он знает, что все это – сон. Но он по-прежнему хранит воспоминания… Которые любит больше собственной жизни. Поэтому предпочитает смотреть…

– Я разбужу его!

– Как бы не так, – хмыкнула Моргана. – Он не хочет просыпаться. Говорю же – он хочет смотреть только на нее.

Оба замолчали. Человек, что сидел на траве, ничуть не переменился – он видел сон, навеянный проклятием, сон, который любил больше всего на свете… И человек этот действительно предпочел бы не просыпаться никогда, чтобы не отпускать из объятий памяти любимый образ, давно покинувший этот свет.