Эпос о бессмертном Ивановиче - страница 5
Вторник, четверг – рыбный день
приказав дворняжке ждать у входа, через минуту появившись с двумя котлетами, положив еду на асфальт перед собачкой, он вытер руки, убрал в карман брюк носовой платок и замер, пристально всматриваясь в незнакомого мужчину лет тридцати, у витрины хозяйственного магазина, нахмурив лоб, поправлявшего на плече сумку, и переведя взгляд с влюбленной парочки на таксиста в припарковавшейся у продуктового магазина салатовой “Волге”,
Дурак
курившего за рулем, с задумчивым выражением лица выпуская через опущенное стекло струйку сизого дыма, Иванович не мог избавиться от ощущения, что водители проезжавших машин, пассажиры проплывавшего в солнечных бликах трамвая, редкие прохожие, пожилой пенсионер, в киоске на углу покупавший свежие газеты, сидевшая на лавочке одетая в джинсы и розовую кофточку молодая женщина, уткнувшись в книгу покачивавшая коляску, и даже старуха в выцветшем халате, в сопровождении кота показавшаяся на балконе украшенного лепниной, атлантами и кариатидами трехэтажного дома, среди бела дня спят с открытыми глазами, и догадавшись, что таким, погрузившимся в сон, видит мир человеческий его бессмертие, поправив фуражку, Иванович замаршировал дальше, радуясь жизни и всему, во что верит с приходом весны отзывчивая человеческая душа, и явившись по указанному в ордере адресу, получив у дворника ключи с номером «84» на бумажной бирке, поселившись в выходящей окнами в зеленый двор просторной и светлой квартире с еще не выветрившимися запахами краски, клея и побелки, в тот же день в ближайшем мебельном магазине он приобрел диван, стенку, ковер, журнальный столик, два кресла – одно серое, другое красное, а стиральную машину, телевизор, пылесос и посуду, включая чайник со свистком, он купил в магазине через дорогу, и закончив с благоустройством нового жилья, выехав скорым поездом в Москву, на следующее утро он был в Кубинке – укрывшемся в подмосковном лесу авиационном городке, встретившем Ивановича заросшей одуванчиками автобусной остановкой у проходной, плывущим в небесной синеве тополиным пухом над памятником летчику, надевая краги и готовясь преодолеть пространство и простор, сдвинувшему брови на мужественном лице, и звенящей тишиной, прерываемой доносившимся издалека рыканьем мотоцикла, неразборчивым бормотанием нарушавшего дневной сон городка, за время отсутствия Ивановича изменившегося не в лучшую сторону – дома с обшарпанными подъездами и следами потеков на стенах стояли постаревшие, с понурым видом, точно прося милостыню, давно не видевшие ремонта дороги и тротуары зияли дырами, как после бомбежки, и царивший повсюду дух запустения и упадка наводил на грустную мысль, что нет ничего в этом мире вечного, хотя, как в прежние годы, выглядывая из-за облаков, солнце сияло маршировавшему тенистой аллеей Ивановичу и выстроившиеся в ряд клены и тополя махали ему кронами, а бронзовый Ленин в пиджаке нараспашку указывал с постамента в направлении светлого будущего для всего человечества, точно как в тот день, когда, по окончании Качинского училища отобранный приехавшей комиссией, явившись в Кубинку и представившись командиру гвардейского авиаполка, вместо справедливого замечания за неказистый внешний вид помявшегося в дороге кителя, Иванович услышал прозвучавшее почти по-отечески:
– Иди в столовую, скажешь, я приказал тебя накормить, —