Эра Безумия. Песнь о разбитом солнце - страница 16

Статский советник сделал пару шагов к ней, затем тихо прошептал: «Я прошу вас соблюдать приличия и не начинать ссору!» Она усмехнулась, а потом и вовсе позволила безумному смеху охватить ее. В голове женщины никак не укладывалась фраза мужа. Это он просил ее соблюдать приличия? Человек, позволивший себе прилюдно сегодня обнимать молодую свояченицу?

Поняв, что Анастасия Николаевна находится на грани скандала, Лагардов пошатнулся, закрыл глаза и судорожно сглотнул. Когда он снова посмотрел на нее, то оказался в кольце её слабых тонких рук. Александр Леонидович несмело вдохнул запах её волос, слегка обняв. Какой безумный порыв заставил ее так поступить – он не знал, да и не хотел знать.

Они простояли так с несколько минут, пока Лагардов осторожно не оттолкнул супругу и не сел на кровать, ясно дав ей понять, что собирается лечь спать. Он снял пиджак и расстегнул рубашку, не отрывая от неё своих спокойных светло-серых глаз. Анастасия Николаевна не двигалась, смело, даже дерзко, удерживая его взгляд.

– Утром мне рано вставать, дорогая, давай спать, – спокойно сказал Александр Леонидович.

Она кивнула, но даже не легла в постель. Приподняв ночное платье, женщина присела на колени супруга, лицом к нему, медленно развела его руки в стороны своими и поцеловала его в щеку. Женщина потянулась к брюкам Лагардова. Пальцы нетерпеливо расстегивали пуговицы.

Перед глазами Александра Леонидовича все мелькал образ молоденькой демоницы. Пламя вмиг прильнуло к напряженной плоти, коснувшейся темной ткани. Так хотелось ощутить ее трепещущее под ласками юное тело, провести ладонью по плоскому животу, ворваться в нетронутое лоно. В горле пересохло, как только суховатые губы жены коснулись его твердого естества. Слишком коварно. Невыносимо. Желанно.

Он, толкнув Анастасию Николаевну, поднялся, застегивая пуговицы.

– Скажи, милый мой муж, ты желаешь ее? Да? – смело взглянув на него, произнесла она. – Поэтому ты весь день сторонишься меня, так?

Лагардов молчал. Женщина закусила губу. Молчание супруга тяготило ее. Тишина постепенно сковывала разум. Александр Леонидович только сейчас начал осознавать, какую ошибку он допустил, сразу же не опровергнув предположение жены, ведь Анастасия Николаевна была сторонницей той самой нелепой теории, гласившей, что молчание всегда является знаком согласия. Именно это могло быть причиной скандала, какового так боялся мужчина. Безумная улыбка, доселе касающаяся губ женщины, вмиг исчезла, уступив место сумасшедшему гневу. Она подбежала к шкафу схватила хрустальную шкатулку, которую Лагардов подарил ей в день свадьбы, и, занеся ее над головой, бросила на пол. Хрусталь тут же разлетелся на мелкие осколки, драгоценности, хранившиеся в этой искусно сделанной вещице, также со щемящим душу треском пали к ногам статского советника.

– Что ты творишь? – достаточно спокойно спросил Александр Леонидович, грозно взглянув на жену.

– А ты? Думаешь, я не видела, как ты смотрел на нее! Думаешь, я не замечала, как ты обнимал ее?

Женщина опять засмеялась, а затем, наступая босыми ногами на острый хрусталь, подошла к нему. Ее руки вцепились в воротник его белой рубашки, сжались в кулачки, будто желая разорвать ткань. Лагардов перехватил ее запястья, отодвинул их и направился к двери. Анастасия Николаевна, не замечая той ноющей боли, что вызывали крошечные осколки, застрявшие в коже ног, бросилась вслед за ним.