В тот вечер Водолей встретил меня из театра, мы шли по улице и разговаривали о спектакле.
- Ин, я тебя люблю, - сказал он безо всякого перехода. – Выйдешь за меня?
Странно, но это чем-то было похоже на мою давнюю детскую мечту. Вечер, снег, фонари, и мы шли, держась за руки. Правда, о том, что Водолей предложит мне стать его женой, я тогда точно не думала. Даже представить себе не могла.
Разумеется, я понимала, что его слова о любви – скорее, протокол о намерениях. То самое «я хочу полюбить тебя» в процессе. Но согласилась.
Суета на вокзале, автобус, гостиница. Быстренько привести себя в порядок, перекусить – и в театр, готовиться к вечернему спектаклю.
- Не отвечает, паразит, - моя соседка по номеру Люся с досадой отложила телефон. – Ну как же, жена уехала, свобода. Вот за это больше всего не люблю гастроли. Каждый раз уезжаешь и думаешь: а что он там делает без меня. И что обнаружу, когда приеду. Не поверишь, Ин, один раз сережку в постели нашла. Маленький гвоздик. И ведь на голубом глазу доказывал, что это моя. Потеряла и забыла. Ты сдурел, говорю, любезный, да чтобы я такую дешевку в уши вдела?!
- И что? – вежливо спросила я, хотя это мне было абсолютно не интересно.
- Да ничего. Подала заявление на развод. Но так и не развелись. Двое детей все-таки. Да и люблю паразита, что поделаешь.
И правда, ничего не поделаешь. В каждом домике свои гномики. И свои паразиты.
- А ты как, Ин? – Люська никак не могла угомониться. – Не боишься своего оставлять? Он у тебя интересный мужик.
- Не знаю, - я пожала плечами. – Скорее, нет, чем да.
На самом деле я вообще об этом не думала. То есть не думала до сих пор. Подозревать Водолея в чем-то поводов не было. Не говоря уже о том, что Эра стала для меня прививкой от ревности. Я переболела ею в острой форме в тот вечер четырнадцать лет назад, когда дорогая подруга позвонила и попросила прикрыть их. Ту ночь я очень не любила вспоминать.
Сейчас… нет, пожалуй, это была все-таки не ревность. Какое-то смутное, тоскливое ощущение неуверенности в завтрашнем дне, как-то так. Я только-только начала приходить в себя после Швейцарии. Слова врачей через столько лет пусть призрачной, но все же надежды, показались приговором. Поддержка Водолея была для меня твердой почвой под ногами. Которая вдруг в один момент стала зыбкой, как болото.
Нет, я не думала, что, вернувшись домой, обнаружу пустой шкаф и записку: «Прости, я ушел к Эре». Это было бы совсем не в его стиле. Но метаний между нами, пусть даже мысленных, я бы не перенесла. И снова вытаскивать его из ловушки не до конца пережитых чувств, отвлекая внимание на себя, не собиралась.
Люська, похоже, намерена была развивать тему и дальше, но я схватила полотенце и пошла в душ. К счастью, на этот раз он был в номере – крохотная кабинка с подтекающим поддоном. Потом обед в гостиничном ресторане и снова в автобус.
Театр назывался «Теремок», неожиданно большой и хорошо оборудованный. Нужно было познакомиться со сценой, со всеми проходами и выходами, проверить звук и свет. Для взрослых мы играли «Польвероне» по новеллам Тонино Гуэрра. В переводе это означало «солнечная пыль» - фантастический ветер, уносящий от тьмы к свету, к новым чувствам.
Я больше любила старомодные «ламповые» спектакли потому, что они давали ощущение всемогущества. Оставаясь за ширмой невидимым, кукловод мог дать зрителям иллюзию того, что кукла – живая. Иными словами, вдохнуть в нее жизнь. Заставить забыть о том, что перед ними просто кусок раскрашенного пластика или комок тряпок, подчиняющийся воле того, кто дергает его за ниточки. В «живом» спектакле все было одновременно и проще, и гораздо сложнее. Играть приходилось за двоих: за себя и за куклу. Создавать всю ту же иллюзию ее живости и самостоятельности, не оттягивая внимание на себя, но и не прячась в тень. Подобное требовало умения как бы раздвоиться, соблюдая при этом тонкий баланс сил. После таких представлений я чувствовала себя полностью выпотрошенной, однако если все получалось, удовлетворения это приносило на порядок больше.
