Эра воды. Mycelium Aque - страница 6
Марков улыбнулся:
– Вы правы, Пол, иррациональность – не ваша черта. Если искать на станции натуралиста, это, скорее, Жак, нежели вы. Очки, лысина… Кроме того, Жак совершенно безобиден, идеальный подозреваемый для, как вы выразились, древнего романа про шпионские страсти. Но было бы смешно… Право, смешно… Пол… Послушайте, Пол… – На лице Маркова появилась озабоченность. – Ведь Жак дежурил в тот день на пульте, не так ли?
Я кивнул, пытаясь угадать продолжение.
– Сейчас зайду к вам, обсудим с глазу на глаз – неожиданно оборвал разговор Марков и дал отбой связи.
Озадаченный, сидел я на кровати. Потом вскочил и принялся лихорадочно приводить блок в порядок: трансформировал кровать в диван, смел в мешок мусор со стола, закинул разбросанные вещи в шкаф, пригладил волосы. В личные боксы ходить не принято. Встречаются в конференц-зале или кают-компаниях, их на станцию целых три штуки.
Ждать пришлось дольше, чем я думал. Но вот индикатор мигнул зеленым, дверь распахнулась и закрылась за Марковым. Профессор сел на краешек дивана, в руках у него была коробочка.
– Это программа, знаете, Пол, – такой как бы эмулятор завода. Завалялась твердая копия, не думал даже, что пригодится. Она моделирует показания всех датчиков, видео, – все, что вашей душеньке угодно. Собственно, стандартная обучающая программа, настраивается на любую штатную или, если сумеете прогнозировать, на внештатную ситуацию. Давайте-ка поглядим…
Я кивнул, и Марков извлек из коробочки информационный кристалл.
Перед нами появилась модель завода. Точно такая, как я видел в операторской.
Профессор что-то настроил, и вот уже баки светятся красным.
– Точь-в-точь! – ответил я на немой вопрос.
Марков вернул проекцию в исходное состояние и посмотрел на меня в упор, прямо в глаза.
– А если точь-в-точь, – сказал он, – почему бы не транслировать в систему станции показания эмулятора, а не реального завода? Сделайте кофе, подумайте, а я покажу вам еще кое-что…
Пока я возился с чашками и сахаром, модель завода исчезла, появилось изображение машинного зала. Это была съемка с камер моего шлема. Вот я бегу вдоль накопителей, оказываюсь в операторской…
– Стоп! – закричал я. – Да стойте же! Давайте назад!
В мелькнувшей перед нами сцене, когда я вбежал в операторскую… емкости преобразователей на контрольной стереомодели светились красным. Накопители неисправны и собираются взорваться.
Марков молча вернул запись в исходную точку. Вот я бегу, вот контрольный пункт, операторская, стереомодель… Нет красного цвета.
Кто, как, зачем? Я почувствовал, что схожу с ума, когда услышал сухой смешок Маркова.
– Чувствуете, что сходите с ума, да, Пол?
Профессор остановил просмотр и хлебнул из чашки.
– Можно еще сахара? Спасибо. Понимаете, Пол, перед тем как идти сюда, я немножко поработал с изображением. Взял запись, которую смотрел Роб, подкрасил на ней накопители и показал ее вам, а потом показал старую. Ваша реакция была точно такой же, как в конференц-зале, это положительно забавно и еще раз доказывает вашу невиновность.
– Но кто же подправил запись?!
Марков задумался.
– Не знаю, Пол. Боюсь, высказанное ради смеха предположение может оказаться верным. Вспомните все, что вы знаете о Жаке. Он микробиолог, направлен сюда с Земли из Всемирной Академии Наук для участия в экспериментах по выявлению ископаемой жизни на Ганимеде. Ископаемой и, возможно, до сих пор активной. Вспомните, наверняка слышали об этом: были предположения, что подо льдом Ганимеда могли сохраниться очаги жидкой воды, подобные океанам Европы. И, раз уж на Европе жизнь бьет ключом, почему бы ей здесь не содрогаться в предсмертных конвульсиях? Кроме того, лед. Многие организмы могут быть вмороженными в него и пережить в анабиозе не один и не два десятка миллионов лет. Особенно если это местная, адаптированная к поясу Юпитера, жизнь. И Жак летит сюда ее искать. Он носит очки, не расставаясь с плохим зрением. Не выращивает волосы на лысине. Я не заглядывал к нему в рот, но уверен, там найдется два-три гнилых зуба. Знаете, Пол, далеко не все натуралисты придерживаются таких крайних взглядов на неизменность природы, особенно, когда дело касается их лично. Они галдят о недопустимости вмешательства в естество, устраивают демонстрации против очередных успехов генетики, но чуть заболит почка, обнаружат в ней камень – бегут к врачу. Потеряют, не дай бог, палец – тут же спешат его регенерировать. Призывают к полному запрету животноводства, но не хотят отказываться от мяса, предлагая заменить его искусственно выращенным. Где же логика, где победа естественности? Впрочем, внутри течения натуралистов много ручейков и завихрений, большинство вполне разумны и редко доходят до такой крайности, чтобы отказываться от лечения. Жак – отказывается, хотя и лечит других, совмещая основную специальность с должностью второго врача на станции.