– Клянётесь ли вы говорить только правду? – продолжил судья.
– Да! – ответили мы почти хором.
– Тогда начнём, – служитель закона вздохнул и посмотрел мне в глаза. – Марк Гольер я полагаю?
Я кивнул.
– Расскажите подробно, что случилось в тот день, когда скончался покойный Дарис.
Я подробно рассказал, что было, нечего не утаив. Весь рассказ занял у меня немного времени, все слушали и никто не перебивал.
Судья кивнул, посмотрел на писаря и подождал, пока тот закончит скрипеть пером.
– Теперь вы Мистер Лиогри. – обратился судья к незнакомцу.
Лиогри представлял сторону графа и имел функцию обвинителя.
– Мистер Гольер, вы знаете, что это такое? – он достал из кармана мешочек, из которого извлёк склянку. Я узнал мою настойку опиума.
– Да, конечно узнаю, это обезболивающие, которое я иногда даю своим больным, дабы они не страдали от боли, возникшей по тем или иным причинам, не задумываясь, ответил я.
– Отлично, эта колба принадлежала вам?
– Да, а что с ней не так? – мне что-то стало не по себе.
– С колбочкой всё нормально, – он перевёл взгляд с меня на судью и продолжил, – после смерти мистера Дариса, эту колбу с её содержимом передали для изучения специалистам, которые постановили, – он снова запустил руку в карман и извлёк бумагу, – Зачитываю: в колбе обнаружен сильнодействующий яд, единственный в своём роде. Не имеет запаха, легко растворимый, прозрачный.
Лиогри протянул бумагу судье, тот пробежал по ней глазами и передал назад советникам.
– Чем вам так насолил мистер Дарис? Или вы отравили его случайно? – судья обратился ко мне.
У меня сердце упало в пятки.
– Господин судья, на тот момент в колбе не было никакого яда.
– В отчёте так же указано, что в составе нет следов настойки… Как вы её назвали?
Один из советников наклонился и шёпотом подсказал судье, – опиума.
Это всё проделки графа подумал я, это он меня подставил. Почувствовав, как у меня затряслись руки от гнева, я смотрел по сторонам, ища поддержки, но встречал только обвиняющие взгляды, а Эогонд невозмутимо стоял, как будто всё так и должно быть.
– Меня подставили! У меня не было ни каких причин убивать Дариса, в то утро, я видел его в первый раз, – я не заметил, как повысил голос.
Раздался стук молотка.
– Для чего и почему, разберутся наши стражи закона, а что касается вашей ситуации, – он повернулся к советникам. Ему сразу начали что-то шептать, кто-то кивал головой…
– Вы признаётесь виновным в создании и хранении сильнодействующих ядов, повлекших за собой смерть невинного человека, – сказал он, – и приговариваетесь к казни через повешенье.
Удар молотка, будто добил мою и без того полумёртвую надежду.
– Уведите его! – приказал судья Эогонду, но тот стоял, будто вкопанный и даже не пошевелился.
Я понял, что терять больше нечего и болтаться мне теперь в петле. Схватив с тумбы книгу, я начал говорить.
– Вы, никчёмный судья, подкупленный за гроши. Ваши законы не более чем испорченная бумага, – я потряс книгой, что крепко сжимал в руке. – Это труха!
Резкая боль от гнева пронзила голову. Я швырнул книгу на пол, и та разлетелась на мелкие щепки, подняв небольшое облачко пыли, бут-то это было трухлявое полено. Все затихли и смотрели на мусор, который секунду назад был полноценной книгой.
Все были ошарашены увиденным, в том числе и я. Лиогри хмурился и чесал затылок, писарь как сумасшедший скрипел пером, ещё немного и он бы его сломал. Теонард уже стоял на ногах, с очень озабоченным лицом и держался за рукоять своего меча. Граф судорожно искал что-то по карманам, как будто потерял свой толстый кошель. Бедная служанка, шевеля губами, читала какие-то молитвы и держалась за сердце. Эогонд смотрел на меня и думал о своём. Судья, не сводил взгляда с кучки мусора перед ним и, кажется, у него подёргивался глаз. А я растерянно пялился то на одного, то на другого и держался рукой за больную голову. Прошло почти полминуты, пока судья пришёл в себя.
