Вивьен вздохнул.
– И Анселя – ненавидишь тоже, – понимающе кивнул он. Элиза встрепенулась.
– А вот ты, кажется, нет, – прищурилась она. – Я понимаю, ты не можешь ненавидеть его за то же, за что ненавижу я, у тебя нет для этого причин. Но ведь из-за него тебя и твоего лучшего друга пытали! Он чуть не лишил вас жизни, он… – Она смутилась. – Не мне об этом говорить, но он распространял свою ересь прямо под носом у инквизиции! И сбежал от правосудия. И, когда я говорю об этом с Ренаром, я чувствую его осуждение. Чувствую, что он ненавидит Анселя за предательство, за обман, за ересь, в конце концов. – Она качнула головой, вновь внимательно вглядевшись в лицо Вивьена. – Ренар ненавидит его и искренне хочет поймать. Но не ты. – Эти слова заставили его вздрогнуть. – Ты не ненавидишь его. Ты тактично молчишь каждый раз, когда о нем заходит разговор. Не выглядишь расстроенным, если вам с Ренаром не удается поймать его. И иногда мне кажется…
Вивьен взглянул на нее серьезно и с полной готовностью к ее осуждению.
– Не ненавижу, – перебил он. Элиза взглянула на него непонимающе, однако, как ни странно, в глазах ее не сверкнуло той злости, которую он ожидал там найти. – Не могу.
Элиза нахмурилась и качнула головой.
– По твоему рассказу в ту ночь, когда я говорила о событиях в Кантелё, почему-то создалось впечатление, что он был тебе действительно близким другом, но как таковой почвы для этого я не обнаружила. Что вас связывало? Что еще помимо фехтовальных занятий и периодических походов в таверны?
Некоторое время Вивьен молчал. Он знал, что не сможет ей рассказать. Пока не сможет. Ему потребовалось довольно много времени на то, чтобы собраться с силами и произнести тот ответ, который был не меньшей правдой, чем тайна о каркассонской истории.
– Моя сентиментальность, – сказал он, наконец, и поморщился. – Поначалу я отнесся к Анселю с подозрением. Отчего-то будто ждал от него какой-то подлости, нападки, но чуть позже обнаружил, что ничего плохого не происходит, а я начинаю ждать встречи с несвойственным для меня нетерпением. Я много лет учил себя никогда не привязываться к людям из-за монашества, а после – из-за инквизиторской должности. И часто мне это удавалось. Здесь же, – он покачал головой, – я не ожидал, что это возможно, поэтому и не делал попыток отгородиться. А Ансель как-то ненавязчиво умудрился стать мне дорогим другом, и отделаться от этого отношения у меня, ты права, так и не получилось, хотя, видит Бог, я пытался его ненавидеть. Так было бы проще для всех. – Он виновато покачал головой и продолжил. – По прошествии некоторого времени с нашей первой встречи Ансель показался мне хорошим человеком. Вообще, я чувствовал, что в душе у него что-то сильно болит, и это не давало мне покоя. Я бы сказал, не дает до сих пор.
Элиза изумленно округлила глаза.
– Ты, что же… исцелить его хочешь?
– Пусть даже и перед смертью, – решительно кивнул Вивьен, тут же печально усмехнувшись. – Глупо, да? Даже учитывая, что после этого он ответит перед судом инквизиции и перед светскими властями за свои преступления, я беспокоюсь о спасении его души. Я не хочу, чтобы она переходила дальше – что бы ни ждало нас дальше – в таком состоянии.
Он замолчал и вновь тяжело вздохнул, устало потерев переносицу.– Я не хотел об этом говорить, потому что догадывался, как отреагируете вы с Ренаром. Для вас это, надо думать, равносильно предательству – только уже с моей стороны.
