Ей надо подчиняться.
– Ты подверг дисциплинарному взысканию целое подразделение, – сказала тогда Швандью. – Эти люди будут жестоко наказаны.
Это было самое страшное из всего того, что она сказала. Дункан любил многих из охранников и частенько играл с ними, и теперь его друзьям повредит его самовольная отлучка в дот.
Айдахо знал, что значит быть наказанным.
Проклятая Швандью! Проклятая Швандью!
После нотации Швандью Дункан опрометью бросился к главному инструктору, Преподобной Матери Тамалейн – похожей на колдунью старухе с холодными, отчужденными манерами, снежно-белой шапкой волос над узким сухим и морщинистым лицом. Он попросил инструктора рассказать, какому именно наказанию подвергнут его друзей. Как ни странно, Тамалейн задумалась на мгновение, а потом заговорила сухим, скрипучим голосом:
– Наказание? Ну, ну…
Они сидели в тесной учительской рядом с большим залом, готовность которого к занятиям Тамалейн лично проверяла каждый вечер. В учительской была масса сложных и разнообразных приборов для записи и хранения информации, и Дункан предпочел бы учительскую библиотеке, но мальчика не пускали одного в эту святая святых. В комнате, под потолком которой плавали многочисленные светящиеся шары, было очень светло. Когда Дункан вошел, Тамалейн оторвалась от занятий, связанных с подготовкой его завтрашнего урока.
– Каждое наказание принимает форму некоего священного празднества, – заговорила Тамалейн. – Охранники, несомненно, понесут суровое наказание. Очень суровое.
– Празднество? – озадаченно спросил Дункан.
Тамалейн в своем крутящемся кресле повернулась лицом к Дункану и посмотрела ему в глаза. В ярком свете блеснул оскал ее искусственных металлических зубов.
– Для наказанных история всегда принимает дурной оборот, – сказала она.
Дункан отшатнулся при слове «история». Это был сигнал. Тамалейн приготовилась преподать мальчику еще один урок. Страшный и скучный урок.
– Наказание Бене Гессерит должно быть таким, чтобы его невозможно было забыть.
Дункан внимательно смотрел на старческий рот Тамалейн и вдруг понял, что ее слова основаны на собственном болезненном опыте. Ему, кажется, предстоит узнать нечто интересное!
– Наши наказания несут в себе неизбежный урок, – продолжала Тамалейн. – И этот урок страшнее, нежели простая физическая боль.
Дункан сидел на полу возле ее ног, и снизу Сестра Тамалейн казалась огромной, зловещей, одетой в черное фигурой.
– Мы не наказываем смертельными муками, – говорила между тем Преподобная Мать. – Этот урок припасен для Преподобных Матерей, которые проходят испытание Пряностью.
Дункан кивнул. В библиотечных книгах упоминалось об испытании Пряностью – этом ритуале посвящения в Преподобные Матери.
– Тем не менее большие наказания очень болезненны, – говорила женщина. – Они болезненны и в эмоциональном плане. Та эмоция, которую мы возбуждаем, является главной эмоцией для основной слабости наказываемого, тем самым мы усиливаем воздействие наказания.
Слова Преподобной Матери наполнили Дункана огромным, неопределенным страхом. Что они собираются сделать с его охраной? Он не мог говорить, да в этом и не было нужды, Тамалейн еще не закончила свой монолог.
– Наказание всегда заканчивается десертом, – сказала она и хлопнула себя по коленям.
Десертом? Ах да, она же говорила что-то о празднестве. Это часть торжественного банкета. Но разве банкет может быть наказанием?
