Эринии и Эвмениды - страница 19

– Давно это происходит?

Даже не знаю, с чего начать. С инцидента в женском туалете? С избиения после отбоя? Начиналось все вполне невинно, даже по-детски: разгулявшиеся слухи, пофыркивания за спиной и опустевшее вокруг меня пространство в столовой, будто я была разносчицей чумы. А потом все превратилось в сущий кошмар, беспросветный тоннель, по которому я иду и все никак не нахожу выхода.

Слова сами льются из меня потоком вперемешку со слезами, а я даже не успеваю удивиться своей говорливости. Так долго держала в себе эту тайну, что счастлива наконец разделить с кем‑то ее непомерную тяжесть.

Когда рассказ подходит к концу, я поднимаю глаза на мисс Хартбрук и ожидаю встретить понимание. Однако вижу лишь холодную замкнутость, через которую едва-едва пробивается профессиональный интерес, и только.

Передо мной словно хлопают дверью.

– Очень грустно слышать, что вам пришлось столкнуться с подобным, мисс Беккер, – говорит она, протирая очки батистовым платочком. – Вот уж не думала, что кто‑то из почетных учеников Уэст-Ривера опустится до откровенного рукоприкладства.

Все сказанное просеиваю сквозь сито и перевожу как «спасибо, что поделились, мы обязательно вам перезвоним».

– Вы ведь мне поможете, правда?

Спрашиваю уже без особой надежды; сквозящее равнодушие убивает ее во мне, вытравливает напрочь. Амалия Хартбрук, слыша звенящие нотки бессилия в моем голосе, как‑то смущается, водружает на нос очки и натянуто улыбается.

– Ну конечно, мисс Беккер. Вы поступили правильно, рассказав обо всем мне. Надеюсь, что получится разрешить эту… проблему наиболее щадящим способом.

Что бы ни крылось за ее словами, я ей не верю. Мисс Хартбрук все еще держит мое прошение в руках, когда я, вытирая потекший нос рукавом, выхожу вон. Дверь плотно не закрываю, оставляю узкую щелочку, чтобы увидеть подтверждение своим мрачным догадкам. Все случается согласно моим предсказаниям: хаусмистресс, выслушав мольбы о помощи и воздаянии по заслугам всем обидчикам, бросает последний взор на листок, после чего отправляет его в шредер. Тот сжирает прошение за считаные секунды, и мне кажется, что вместе с бумагой он кромсает и мое сердце.

Нет, Остину Хайтауэру не суждено получить моей жалобы. Никто не станет устраивать скандал и порочить имя престижной академии из-за какой‑то Беатрис Беккер, да еще и накануне выпуска, и хаусмистресс дала мне это понять. Родители упомянутых лиц слишком важные персоны, а главное, ведущие спонсоры и благодетели Уэст-Ривера, чтобы нарываться на их немилость.

Благодаря мисс Хартбрук вывожу для себя новое правило, которое, если б могла, выгравировала на табличке у ворот академии: когда оказываешься на разных чашах весов с громким именем Уэст-Ривера, знай, что перевес обязательно случится не в твою пользу.

Меня предавали много раз. Раньше думалось, что, повзрослев, ты переместишься в совсем иной мир, где тебя окружат исключительно здравомыслящие и мудрые люди. Но я ошибалась. И подростки, и взрослые вращаются в одной вселенной, где чистота помыслов не зависит от возраста. Даже умудренные годами люди способны предать, и их предательство ранит во сто крат сильнее.

Перешагивая порог библиотеки, намереваюсь хоть ненадолго забыться в тишине и сдать давно залежавшиеся книги, но и тут меня не ждет ничего, кроме новых неприятностей.

Я сразу же замечаю троицу эриний за столом, за которым обычно люблю заниматься.