Эринии и Эвмениды - страница 24

За окном «Фольксвагена» буйствует снежная круговерть, а я нащупываю в голове запретную мысль, которую обычно гоню от себя прочь, чтобы не было так больно. Но она с такой силой вцепляется в мозг, укореняется так, что ее не вырвать, не выполоть. Я вспоминаю полустертые, полузабытые лица матери и отца и гадаю: когда они ехали в той машине, они предчувствовали свой финал? Они думали обо мне?..

В окне начинает мелькать череда однотипных невысоких домиков, и я понимаю, что мы въехали в город. «Фольксваген» плавно тормозит у тротуара, и женщина миролюбиво прощается со мной:

– Так‑то лучше, чем пешком, правда?

Сердечно поблагодарив ее, выбираюсь наружу, несильно хлопаю дверью и смотрю вслед. Только когда машина тает в белой пелене, я осматриваюсь и иду вперед в надежде разыскать центральную площадь.

Брайтуотер – город накатанной до гладкости брусчатки и исконно английских построек с отцветшими придомовыми палисадниками. Лозы побуревшего плюща увивают каменную кладку вдоль всей улицы, а засохшие кусты гортензий заметает снежная крупица. Редкие прохожие не обращают на меня внимания и только плотнее заматываются шерстяными шарфами. Здесь я не чувствую себя чужой, но и своей не ощущаю. Что‑то неуютное и тревожное висит в стылом воздухе; запустение городка бросается в глаза и понуждает ежиться под теплым пальто.

Рори сказал, что магазин мистера Гримшоу располагается рядом с пекарней, и я бреду вдоль торговых лавок, надеясь, что аромат сдобной выпечки станет мне ориентиром. Вот только ноябрьский ветер уносит прочь всяческие запахи и со смехом швыряет снег в лицо.

Я путаюсь и петляю по узким безлюдным улочкам, рассматриваю вывески да витрины, но по описанию, данному Рори, ничего не нахожу. Оккультная лавка начинает казаться вымыслом Абрамсона, как вдруг я и правда натыкаюсь на вывеску с аппетитно блестящим рогаликом, а за ним показывается жестяной указатель с нарисованной стопкой книг и черным котом, что обвивает себя хвостом. Насилу сдерживаюсь, чтобы не завернуть за сладкой булочкой, и прислоняюсь к витрине лавки с магическими безделицами.

За стеклом все темным-темно, никого не видать. Витрина ничем не освещена – только книги, стилизованные под ведьминские гримуары, разбросаны в хаотичном порядке, а сверху на тонких лесках парят чучела настоящих летучих мышей. Я кривлюсь от отвращения и отлипаю от витрины. Самайн уже прошел, а антураж, похоже, остался. Пожав плечами, отворяю дверь и захожу внутрь.

Магазин заполняется звоном дверного колокольчика. Здесь и правда нет ни души; на прилавках с медными котелками и благовониями скопилась пыль. Если сюда и захаживают посетители, то крайне редко, минуя и полки с амулетами, и стенд с мистическими путеводителями по темным закоулкам Брайтуотера. Из любопытства пролистываю одну из брошюр – чем может удивить меня этот захолустный городишко? – и натыкаюсь на историю о сумасшедшей девочке, одержимой птицами. На лицо наползает ухмылка: каждому уэстриверцу известно, что «девочка, одержимая птицами» жила вовсе не в Брайтуотере, а в кампусе академии много лет назад. Видно, спин-доктор хорошо отработал свои деньги, раз имя этой девушки перестало стоять рядом с именем академии в прессе.

Легенды о той странной девице, которая беспрестанно рисовала птиц в своих альбомах, до сих пор передаются из уст в уста на переменах, за завтраком, обедом и в темноте комнат после отбоя. Мне в свое время рассказала о ней Дэнни. У каждого рассказчика легенда обрастала своими подробностями, преображалась силами развитой фантазии, и в версии Даньел девочка обладала способностями к прорицанию, которые, впрочем, сыграли с ней злую шутку. Она как магнитом притягивала к себе черных птиц – воронов, грачей, галок, – и те следовали за ней по пятам, будто фамильяры. Девица наводила страх на учеников Уэст-Ривера и приобрела дурную репутацию. Именно ее винили в небезызвестном скандале с убийством тридцатилетней давности, хотя доказать ее причастность так и не смогли. Как по мне, бедняжка оказалась жертвой обстоятельств и недоброго умысла сверстников. Я вижу в ней себя: забитую, оклеветанную, вычеркнутую из общего праздника жизни. Жаль, что нас разделяет время. Вместе мы бы справились лучше.