– Ба передала лепешек, – Лана достала из-за пазухи пакет, сквозь который просачивался тонкий манящий аромат.
– О! Вкуснящие лепешки ба! – воскликнул Тиарий. – Помню этот вкус с детства!
– А где Тора? – строго спросила Одара.
– А она… там, у ба задержалась. Что-то там помочь нужно было. Скоро придет, – не моргнув глазом, соврала Лана.
– Почему ты не осталась помочь?
– Ну… я ее ведро домой понесла, – Лана понимала, что ее вранье получилось совсем нескладным и даже каким-то нелепым, но уж что ляпнула – то ляпнула. Сказать так, как есть – означало выдать сестру. Ее бы точно наказали дней на пять, а то и на все десять. Просидеть десять дней дома в темноте – это же жуть какая-то!
Одара внимательно смотрела на дочь, пытаясь поймать ее взгляд, но Лана старательно делала вид, что шевелящаяся добыча в ведре – самое важное в этот момент.
– Чего такого смешного я сказала? Чего ты усмехаешься? – взорвалась Одара, не в силах сдержать гнев.
Лана подняла на нее удивленный взгляд. Тиарий от неожиданности так и застыл с лепешкой в руках, не понимая, что могло так разозлить жену.
– Я не усмехаюсь, – тихо сказала Лана и поджала губы, решив, что это придаст ей очень серьезный вид.
– Уйди к себе!.. – коротко приказала Одара тоном, не терпящим возражений.
Лана послушно зашла за перегородку, отделявшую угол, где обитала она с сестрой. Сейчас здесь было совсем темно, но Лана не решилась попросить лампу, чтоб еще больше не злить мать. Места за перегородкой было совсем мало, только кровать – такая же низкая, как у родителей, – заправленная латаной постелью. Заниматься здесь, в полной темноте было нечем, и Лана бухнулась на постель, уставившись в темный потолок. Самодельная подложка, сделанная из пластиковых бутылей, по-предательски скрипнула. Она всегда скрипела, выдавая любое движение сестер, но сейчас этот звук будто разрезал воздух. Лана поморщилась, предчувствуя последствия.
– Вот видишь?! – тут же вскричала Одара, обращаясь к мужу. И уже Лане крикнула, будто та находилась не в двух шагах от нее, а, по меньшей мере, в сотне, и не перегородка это вовсе, а толстая каменная стена: – Сколько раз я говорила беречь постель?! Или хочешь спать на голом полу? Во всей уличной одежде, небось, увалилась!
– Ты с ней слишком сурова, нужно помягче, – понизив голос, произнес Тиарий.
– Зато ты слишком добрый! Лана уже взрослая, должна понимать, какая на ней ответственность. Ей скоро свою семью создавать.
– Ну, не так уж и скоро.
– Время летит незаметно. Давно ли она родилась, а уже двенадцать лет пронеслось. Я, между прочим, в шестнадцать замуж вышла.
– Почти в семнадцать, – поправил Тиарий.
– В шестнадцать!
– Не важно. Чего она такого сделала, что ты так разозлилась?
– Она мне все время перечит! Говорю так, а она этак. Говорю, усмехается, а она: «Я не усмехаюсь» И так всегда! Что бы я ни сказала, она все наоборот вывернет!
Лана крепко-крепко зажмурилась и заткнула руками уши. Но все равно слышала крики матери. А вот то, что отвечает ей отец, было совсем не слышно. Лана не хотела перечить. Она и сама не понимала, как так выходит, но она совершенно искренне не хотела злить мать.
Вдруг постель качнулась, и Лана тут же открыла глаза. Рядом сидел отец.
– Тебя тоже выгнала? – шепотом спросила Лана.
Тиарий усмехнулся шутке дочери.
Лана села и обняла отца, прижавшись щекой к его плечу.
– Папуль? – шепнула она. – Может, я к ба пойду жить? Вон она уже какая старенькая. Ей помощь нужна. Лучше я буду при ней, чем бегать туда-сюда. И вам тут места больше будет.
