У него темные круги под глазами и осунувшееся лицо, вот так за день он словно прибавил лет десять.
Хёнрир встает.
– Вот… – говорит он тихо, отдавая ей сына, – и потоки подхватить сможете? Без магии ему все равно пока не обойтись. Но если так пойдет и дальше, завтра к вечеру я смогу свернуть свою сеть, хотя бы частично. Но его все равно придется еще держать на руках, без сети – только личный контакт. Тише, леди Эрлин… не надо так сразу. Голова кружится? Не пытайтесь дать ему все, что он хочет взять, дайте столько, сколько можете.
Голова, да…
Хёнрира самого немного пошатывает, как бы силен он не был.
Стоит лишь взять ребенка на руки, подхватить, как он рывком начинает тянуть магию с такой голодной силой, что Эрлин становится страшно. Нужно немного времени, чтобы взять себя в руки, выровнять поток, прикрыть лишнее, иначе надолго ее сил не хватит.
А Хёнрир, передав, выпрямляется, потягивается всем телом с таким нескрываемым наслаждением, что становится чуточку стыдно. И все же, Эрлин улыбается.
– Спина затекла, – отвечает Хёнрир на ее незаданный вопрос, чуть заметно ухмыляется, разминая руки. – Вы покормите его, Эрлин, и он успокоится, не будет так сильно тянуть из вас силу. Он просто голодный. Можете не уходить, укройтесь плащом, здесь все равно кроме нас больше никого нет.
Это немного смущает. Еще сутки назад ей бы и в голову не пришло. Лорд Хёнрир совсем чужой мужчина, и вот так… Но уходить не хочется. Рядом с ним немного спокойнее и легче.
Эрлин все равно краснеет, укрываясь плотнее, распуская шнуровку платья под плащом. Чувствуя, как ее малыш находит грудь, как довольно и жадно присасывается…
Хёнрир смотрит в сторону. Долго сидит молча, не мешая ей.
– Леди Эрлин, – говорит он наконец, и без всяких предисловий, без хождения около, – вам предъявят обвинения в измене мужу, это серьезно. Но, поскольку я вмешался и не дал вашему мужу убить вас, то ответственность ложится на меня. Так что не бойтесь, вас не накажут слишком сильно. Ваш сын пока останется в Торенхолле, вы можете вернуться домой или остаться вместе с ним.
Домой она не вернется. От этой мысли передергивает, обдает ужасом. Отец не простит ей…
– Я останусь с сыном, – говорит она.
– Хорошо, – говорит он. Бросает на нее быстрый взгляд и отворачивается снова.
– А что будет с вами, лорд Хёнрир, – набравшись храбрости, спрашивает она.
– Со мной? – он удивляется. – Со мной ничего не будет.
Это звучит самонадеянно, но в его голосе не самонадеянность, а усталость.
– Вас будут судить…
За убийство Ареда, за все… тем более, если ее вина ляжет и на него тоже. Вина Свельга.
– На мне и так висит парочка смертных приговоров, что-то снимают, за заслуги, что-то вешают снова. Если бы они могли убить меня, то давно бы это сделали, – говорит он, проводит ладонью по лицу, трет глаза.
– Они боятся вас, лорд Хёнрир.
– Боятся, – соглашается он.
Когда Хёнрир убил Ареда – ни один из людей ее мужа не попытался помешать ему, защитить или хоть отомстить за своего лорда. Они все стояли и смотрели. Не потому, что боятся. Наоборот – боятся именно поэтому, он слишком крепко держит их. Даже отец признавал – Хёнрир единственный, кто способен удержать в повиновении войско на поле боя, когда кругом кровь, не допуская беспорядочно резни.
– Если бы я мог, я бы сам убил их всех, до единого, – говорит он.
Эрлин вздрагивает. В этом столько откровенной холодной ненависти, что становится нехорошо. Не кого-то лично, но всех лордов Леса.
