После депрессии, которая длилась полтора месяца, Лилит решилась жить самостоятельно.
– Нам надо поговорить, – сказала она, входя в комнату Лидии Яковлевны, – вы и сами ждете того же.
С детства она была с матерью на вы, – так хотел отец.
– Я знаю все, что ты можешь сказать, – резко ответила мать и закурила.
– Не притворяйтесь, что вам все равно.
– Оставь этот хамский тон. Вульгарность никому не к лицу.
– А вы оставьте свое лицемерие. Эту манеру вечного поучения. Чему вы можете научить меня? Ханжеству? Стыдитесь, мама, вы привезли меня подороже продать. И только. И чтоб с выгодой для себя.
– Я привезла устроить твое будущее. Если на твоем жаргоне это продажа, пусть будет по-твоему. Я не цепляюсь за слова. И учти, я лучше знаю тебя. Ты слишком избалованна, чтобы жить как все. Ты умеешь только заваривать кофе и делать омлет. Жизнь раздавит тебя, как стекляшку.
– Мыть вставные челюсти старому хрычу? Вот ваш идеал?
– Ерунда! Тебе никто не мешает спать с Робером. Но жить с ним – глупость. Там он заурядный дилер, коммивояжер, дешевка, скупщик картин наших диссидентов. Смазливый лакей и только! Он не может быть моим зятем. И он не достоин твоей руки.
– Только тела? – расхохоталась Лилит. Ее душила злоба. Она была готова ударить мать, вырвать из рук сигарету.
– Я никогда не опускалась до роберов. Пойми себя, дура. Больше всего волнует в мужчине не тело, а его власть. Ты же вся в меня! Не ври, что это тебе безразлично.
Лидия Яковлевна уже поняла, что Лилит все решила, и хотела только понять, на что она рассчитывает… неужто на себя? Или на кого-то?
– Да, – Лилит взяла себя в руки, – я слишком похожа на вас. Я смешна. Вы привили мне свои комплексы старой вдовы.
– Прекрати. Чего ты хочешь?
– Я хочу жить одна. Без вас и ваших денег.
– Где? Здесь?
– Не ваше дело.
– Эта квартира стоит пятьсот рублей в месяц. Решила продать драгоценности?
– Хотя бы и так. А потом пойду на панель.
Лилит было радостно видеть, как по лицу матери расплываются пятна душевного кипятка.
– Ты расчетливое чудовище! – сорвалась мать. – Прежде чем пойти на такой разговор, ты подстраховалась связью! И не играй в истерику.
– Да! Подстраховалась. Я ведь ваше яблочко. – И Лилит торжествующе вышла, хотя проницательность матери смутила. Действительно, она решилась отыскать того наглеца селадона Снурко.
– Если вы не уедете, я вскрою вены! – крикнула она из прихожей и ушла, хлопнув дверью. Ее волнение было абсолютно холодным. Но и лед обжигает.
Лилит слов на ветер никогда не бросала, это мать знала совершенно точно, и добивалась поставленной цели с неистовостью проклятья. Еще в семь лет Лили поразила мать тем, что, едва научившись писать, завела кухонную тетрадь, а затем пересчитала все до единого и переписала в тетрадку по графам вилки, ножи, ложки, тарелки, чашки в доме. Она уже тогда была сильнее всех в семье, даже – отца. И с этим нельзя не считаться.
Лидия Яковлевна шепотом грязно выругалась, но с облегчением поняла, что Робер ничего не добился. Странно было еще и то, что сигарета в ее руках ничем не поплатилась за скандальную сцену – пальцы ни разу не стиснули ее бока, не ткнули пеплом в дно пепельницы.
Весь вечер Лилит бесцельно моталась по центру Москвы. Шел грязный дождь осени черепашки Евы. Сырые черные голуби по-крысиному рылись в мусорных баках. На набережной у крематория девушка угодила в клубы сизого пара, которые шли из конических труб МОГЭСа и, описав дугу, пригибались к асфальту. Мир был гадок, но Лилит не собиралась сдаваться на милость земному уродству и шла в клубах холодного пара, стиснув перламутровые зубки.
