Опустив лицо в цветы, Элла долго наслаждалась тонким ароматом, а потом, взглянув на Вилли с улыбкой, спросила, знает ли он, как переводится слово анемона.
– Конечно, – сказал Вилли, у которого всегда было отлично по латыни. – Дочь ветров. Не зря в народе ее называют windröschen, ветреница. А ты знаешь, почему этот цветок появляется ранней весной? Когда изгнанные Адам и Ева уходили из рая, на земле шел снег. Несчастных праотцев осыпали крупные белые хлопья. Ева горько плакала от страха и холода. Пожалев бедную Еву, Бог превратил хлопья в цветы, и на смену зиме пришла весна.
Вилли был очень горд собой – до чего кстати вся эта ерунда вспомнилась! Он с видом победителя взглянул на Эллу, ожидая если не аплодисментов, то хотя бы восторженной улыбки, однако не дождался ни того ни другого. Напротив, в глазах Эллы мелькнула легкая обида… и больше она никогда не улыбалась Вилли.
Никогда!
И вышло, что зря он ползал на коленках, и пачкал руки, и рвал эти дурацкие цветы.
Он и не подозревал, что Элла сама хотела рассказать ему историю появления анемоны! И ее самолюбие было задето, а люди, которые задевали ее самолюбие, немедленно становились ее врагами. Неважно, кто эти люди были, даже будущие короли! Собственно, Элла ведь и сама была принцессой, а потому нет ничего удивительного в том, что к принцам она относилась не с таким пиететом, как прочие.
Словом, ее и без того прохладное отношение к Вилли вовсе похолодело.
Ну что ж, осталось не так мало людей, кто всегда был рад улыбнуться наследнику прусского престола, даже если ему не хочет улыбнуться прелестная гессен-дармштадтская кузина! Тем паче Вилли очень внимательно ловил эти улыбки, ему так хотелось быть очаровательным! Он хотел очаровывать характером, знаниями, величием своего положения – свои письма, даже частные записочки многочисленным любовницам он всегда подписывал «Вильгельм Великий», – любовными интригами, внешностью, выдумками, увлеченностью спортом… Не получалось. Характер у Вилли был довольно противный – ему казалось, что все вокруг изо всех сил стараются не глядеть на его левую руку, которая была короче правой на пятнадцать сантиметров, а все-таки глядят, втайне насмехаясь над его уродством. Руку повредил врач, доставая бездыханного младенца Вилли из чрева его бесчувственной матушки, принцессы Виктории Прусской, одурманенной хлороформом. В конце концов ребенок ожил, матушка пришла к себя, но то, что у Вилли в суматохе оказались порваны мышцы левой руки, заметили лишь через несколько дней. Сначала рука вообще не действовала, потом начала потихоньку двигаться, и вскоре вся жизнь Вилли превратилась в сплошную тренировку этой руки. А также доказательства остальным, что он не хуже – он лучше их! Он стал прекрасным пловцом, фехтовальщиком, теннисистом и наездником, он великолепно танцевал, он… он… он… Отто Бисмарк, премьер, канцлер Германии, как-то раз сказал о своем будущем императоре:
– Он похож на воздушный шар. Если не держать его в руках, неизвестно, куда он полетит.
Нашлись добрые люди, которые передали эти слова Вилли. Он обиделся, обозвал Бисмарка противным старикашкой, но постарался как можно скорей забыть обиду, потому что все-таки не был идиотом и прекрасно понимал, что наследником престола надо всего лишь родиться, для чего особого ума не требуется, а первым министром и канцлером – стать, для чего нужен не только ум, но и характер. Случись что с ним, Вилли, ему на смену придет младший брат Генрих (подобно тому, как бездетного прусского императора Фридриха Вильгельма IV сменил его брат Вильгельм I, дедушка Вилли), а вот поди-ка найди второго такого «железного канцлера», как Бисмарк…
