Ещё слышны их крики - страница 15

Однако в ту ночь я узнал о своей жизни то, о чем не мог даже подумать, и во что не мог до конца поверить – настолько это походило на сюжет шпионского детектива. Из короткого письма Георга я узнал, что меня действительно зовут Жак Простак, и что я никогда не работал могильщиком. Я был молодым гением и работал в научно-исследовательском институте экспериментальной фармакологии Санта-Селины, и вместе с четырьмя другими сотрудниками был завербован спецслужбами (вербовщиком был сам Георг) для разработки секретного препарата, способного уничтожать все личные воспоминания, а на их месте создавать новые – искусственные. Через год нашу команду ждал триумф, повлекший за собой ужасающие последствия. Проект «Забвение» сразу же закрыли, моих коллег – троих мужчин и одну женщину – ликвидировали, а меня сделали первым подопытным. Мной занимались специально приставленные врачи, которые все это время удостоверялись, что препарат работает, и человеку можно внушать все, что угодно: мнимую профессию, увлечения, социальные и политические взгляды. Когда уверенность стала стопроцентной, я стал не нужен и был поручен заботам Гильотины. Только тут Георг понял, что же приобрели спецслужбы Сантории с помощью проекта «Забвение», и что сейчас может потерять научный мир в моем лице. Георг искренне просил прощения и уверял, что никогда не допустил бы подобного, если бы знал, чем кончится дело. Он особо акцентировал внимание на том, чтобы я не удивлялся тому, что произошло с нашей страной за последние три месяца, после того, как она стала обладательницей столь страшного оружия.

Оружия, которое создал я.

Помню, как после прочтения этого письма и первичного осознания фактов моего – моего! – прошлого, в голове у меня начал зарождаться раскаленный ураган. Словно огненная воронка стремительно разгонялась в моей голове, зародившись в самом центре мозга, и смешивая воедино все мои мысли, выжигала их дотла. Последнее, что я понимал – это то, что я схожу с ума, прямо здесь и сейчас. Спас меня от этого Бездарщина. Я услышал как приоткрылась дверь в подвал, и сразу почувствовал запах гари, который и сумел успокоить пожар в моей голове. Бездарщина выглядел довольно комично, поскольку за напускной гордостью старался скрыть искреннее смущение. Он поставил на стол небольшую тарелку, прикрытую крышкой, из-под которой и пробивался едкий запах.

– Вот, – сказал повар, стараясь не смотреть мне в глаза. – По моему фирменному рецепту, особая прожарка.

Он хотел было поднять крышку, но в последний момент передумал. Однако не яства, приготовленные им, привлекали теперь мое внимание, а стакан, который он поставил на стол, рядом с тарелкой. Стакан, в котором было примерно сто граммов прозрачной жидкости. Заметив мой голодный взгляд и утешившись насчет неудавшегося завтрака, он ласково заговорил:

– Да, сынок. Я прекрасно знаю, каково тебе сейчас. К сожалению, не могу дать больше, сам понимаешь, что за этим последует. Поэтому, давай, ешь и пей, и набирайся сил.

Он вновь похлопал меня по плечу и удалился. В стакане была водка, и я сразу это понял. И в тот же миг весь мир перестал для меня существовать. Гильотина и Георг, институты и спецслужбы, память и забвение – все унеслось прочь, все затмил стакан с водкой. Не знаю, ощущал ли я когда-нибудь прежде такой голод, такую страсть, такое сладостное ожидание. Еще не сделав глотка, я уже опьянел от предчувствия того, как эта жидкость обожжет мне горло, как вызовет приятный спазм в груди, как успокоит мои нервы. В тот момент я был влюблен настолько горячо, насколько это было возможно. Влюблен в водку. Я встал с кровати, подошел к столу, снял крышку с тарелки и откусил кусок от черного, прогоревшего куска хлеба, больше напоминавшего кусок угля. Проглотив один из четырех гренков, и не почувствовав вкуса, я глубоко вдохнул, схватил стакан и двумя большими глотками выпил его содержимое. О, как же я был счастлив. Честное слово, сложно описать то счастье – настолько простым и чистым оно было. Съев еще один гренок, я вернулся на кровать, и, чувствуя наслаждение от приходящего опьянения, уснул безмятежным сном.