– Ну, нет, – сказал Ждан, отрезая здоровенный кусище. – Повидать мурмазеев было бы неплохо. Но если я сбегу, что про меня Виталька Петроу подумает?
Он подумал сам и отрезал от здоровенного кусищи кусок поменьше.
– Да и «Поларштерн» покидать жалко. А ты как, Бурхан?
– Негоже джигитам убегать от опасности, которую не боятся женщины, – ответил эфенди с жутким джангарским акцентом.
Оба посмотрели на Кэйра. Мэтр отложил вилку, поправил салфетку, вздохнул.
– Кто-то же должен присмотреть за презумпцией невиновности в этой дикой экспедиции.
– Так, – сказал Бурхан. – Франца можно не спрашивать.
– Э, Франц…
Вздохнули все трое.
– Ребята, – сказала Инджин. – Какие вы молодцы…
– Ру-уперт, – нежно позвал Бурхан.
– Да?
– А что, если б мы сейчас отказались? На сколько б нас тогда засадили?
БУБУДУМЗЕЛУ ГОМОЯКУБО
КОНФИДЕНЦИАЛЬНО
Обрат Керсис!
Какие меры приняты против выхода в море эскадры Мак-Магона? Когда эта попытка может произойти? Что планируете делать в случае ее успеха? Сообщите мне через Глувилла.
Робер де Умбрин,
эпикифор
Сострадариум, июля 7-го дня 839 года от Наказания
* * *
К половине десятого Стоеросов двор уже порядком обложили. Не так чтобы совсем уж сплошь, но это пока. Толпа вокруг все росла, да росла.
Жгли факелы, покуривали, деловито обсуждали, с какого конца начинать, да где бочки с водой приготовить, чтоб на соседей огонь не перекинулся. Для верности еще и большую пожарную бадью с рыночной площади вернули. Все вроде для одного дела собрались. Но разговоры вели разные.
– Сбежал бы, дурак! И нам проще – кровь зря не пускать.
– Да и своей не умываться…
– Не, не сбежит. Свирепелый! И дружки у него под стать. Чай, не одного положат.
– Всех не одолеют. Кто ж против Заповедного выстоит?
– А жалко купчину.
– Да, такой забавник… С моста его турнули, а он – про сапоги… Сапоги, сапоги, кричит, не прихватите!
– А во время драки Агафоний крестом его охаживал. Помнишь, Артамошка?
– Медным! Тут, брат, станешь свирепелым.
– Крестом – это против правил, спору нет. Только сам-то Свиристел чего?
– А чего?
– Да когда его сшиб, диакона то есть, ногами ведь пинать взялся.
– Ну, ногами – эдак совсем не годится, конечно.
– Лежачего!
– М-да. После такого навряд ли кому захочется идти к Свиристелке.
Однако ж захотелось. В сумерках к воротам Стоеросовых хоромин бодрым шагом направились два человека. Оба были в иноземного фасона шляпах. И в плащах, оттопыренных шпагами. Еще за ними семенил мужичок со втянутой в узкие плечи головкой несоответственным пузцом и с письменным ящиком на боку.
Толпа заволновалась.
– Эй! Куды прете, шалые?!
– Смотрите, потом не выпустим!
– Во! Сбрякнулись…
– Вы чо? Поджаритесь в собственном соку!
Но пришлецы добрым предостережениям не вняли. Один из них решительно заколотил кулаком по воротам.
Во дворе Стоеросовом хрипло рявкнули знаменитые померанские цербертины. Рявкнули разок, рявкнули два, а потом замолкли – ученые псины. Предупредили, мол, и хорош. Дальше уж сам соображай!
Прошка соображал недолго – снова затарабанил. Тут в щель просунулась крупнокалиберная пищаль.
– Нутко, не балуй, – доброжелательно посоветовали со двора. – Не время еще.
– Али не признаешь, Абросим? – спросил Прошка.
– Ты, что ль, Прохор Петрович?
– Да вроде как я.
– Ну и ну! А чего пожаловал?
– А в гости.
– В гости? Сейчас?
– Ну да. Пока еще есть к кому. Отворяй. Праздник же!
– Праздник, как же, – проворчал Абросим. – Черт бы побрал такой праздник! А кто там с тобой?
