— Ты думал больше года, Вадим. Больше года я ждала, когда ты, наконец, будешь готов поговорить. Все девять месяцев, когда был мне так нужен. Когда некому было подложить мне под спину подушку, некому сходить в магазин за мороженым с селёдкой, некому порадоваться, как быстро мы растём и некому отвезти в больницу, когда у меня внезапно отошли воды. И когда наш малыш лежал в кювете такой маленький и хрупкий, когда боролся за жизнь и ты был ему нужен, как никто другой, ты тоже не приехал. Петька забирал его из роддома. Мама уволилась, чтобы помогать. А ты… — она смахнула непрошеную слезу. — Ты готов был на что угодно, только не поверить, что он твой.
— Ир…
— Что у нас с Петькой ничего не было! — не дала она себя перебить. — А с твоим отцом тем более! И не могло быть, потому что он самый порядочный человек, с каким мне приходилось иметь дело. Ну может, не самый, он всё же адвокат, — добавила она. — Но не со мной. Это был просто план, Вадим. Как и сто тысяч лет назад он не изменял твоей матери, так и ко мне он и пальцем не прикоснулся. Ты ошибся, Вадим. Мы просто делали вид, что у нас роман, чтобы избавиться от твоей мачехи. Чтобы найти то, ради чего он столько лет её терпел.
Он развёл руками. А что он мог сказать?
Сначала он трахнул Гордееву. А когда приехал через год, чтобы позвать замуж, как собирался, в итоге обозвал Ирку шлюхой.
«Отец, Петька, я… С кем ещё ты трахалась за то время, пока пудрила мне мозги? Господи, я думал… а ты… ты просто шлюха, — презрительно бросил он ей в лицо. — Ты переспала со мной через час после знакомства, в разбитой машине. Я должен понять это уже тогда».
Этого она ему и не простила. «Шлюху», а не Гордееву. Из-за «шлюхи» вручила тот тест, где было сказано, что отец ребёнка Ирины Лебедевой — Борис Воскресенский, чтобы больше Вадим Воскресенский никогда не возвращался в её жизнь.
Но лишь семь лет спустя Ирка поняла, как сильно они тогда запутались. Как невыносимо больно делали друг другу, с каждым разом всё больнее, и не смогли вовремя остановиться.
Как же медленно тянулись эти семь лет.
Как же быстро они пролетели.
— Отец мне уже рассказал, — рвано вздохнул Воскресенский. — Он не знал, что ты…
— Да, он даже не знал, что я жду ребёнка. Ты прав, иначе он не смог бы остаться в стороне. Андрей его внук. К счастью, нас разделили города и расстояния. Он перебрался в Москву или Америку, не знаю куда он там перебрался, я не следила.
— Он вернулся в Хабаровск. И он назвал свою дочь Ира. В честь тебя.
По щекам текли слёзы. А теперь в горле ещё встал ком.
Чёрт, за эти семь лет она стала такой сентиментальной.
— Я не знала, — сглотнула Ирка. Вытерла глаза.
— Ирка-младшая, — улыбнулся Вадим. — Они встречали меня в аэропорту. — Вадим тоже сглотнул. — Она так похожа на маму. Но с твоим именем.
— Комбо, — усмехнулась Ирка.
— Чудо, которого могло бы не быть, — он покачал головой. — Если бы не всё это.
— Нет, всё это с нами было не обязательно ради того, чтобы она родилась. Совсем необязательно, — выдохнула она. — Так что у тебя были за аргументы?
— Теперь уже не важно, — посмотрел Воскресенский на ободок кольца на её пальце. — Теперь мне нужен другой план.
Что-то было в его голосе, чего Ирка никогда раньше не слышала. Спокойная уверенность человека, который знает, что делает. Решительность, мужская до одури, что всегда выделяла его отца. Возможно, Вадиму слегка не хватало харизмы отца, но он всё же замкнутый программист, а не зубастый адвокат. И он не свой отец. Он такой, как есть. Именно это в нём, наверное, и появилось — осознание и принятие себя.
