– Да я и не забывал, – несколько холодновато заметил Андрей. – И ребята спрашивали о тебе, а я и сам ничего не знаю, все плечами пожимают, удивляются. Куда ты исчез?
– Я давно, Андрюха, читал в какой-то книге, – он всё ещё пытался увильнуть от прямого ответа и перевести разговор в другое русло. – «Кто решил пуститься в плавание по этим строптивым водам, тот должен обладать искусством кормчего и выносливостью мореплавателя. И всё-таки может потерпеть крушение и может погибнуть, если ветер счастья не станет ему услужать». Я ясно представлял эту ситуацию, потому что всегда был похож на того незадачливого пловца, самонадеянно спустившего с причала лодку, которой он не мог управлять, и потому отдавшегося воле бурного течения. Никакой опрометчивый школьник, отважившийся ради озорства на подобную проделку, не мог бы чувствовать себя более беспомощным, чем оказался я, когда пустился плавать без компаса и карты по океану жизни, при этом не понимая правил движения. Это потом дошло до моего понимания, с какой неожиданной лёгкостью мною были разруб лены связи, которые давали мне уверенность в своих силах. Я понял, как вера моя в собственные достоинства ослабла, вроде того принца-красавчика, который вдруг оказался сыном пастуха. Но было поздно, потому что мне некуда было вернуться.
– Я принимаю твою исповедь, – Андрей пытался снять напряжение. – Но я другое хотел услышать от тебя.
– В слепом себялюбии мы всегда привыкаем считать все дары, которыми балует нас судьба, чем-то постоянным и неотъемлемым, нам присущим. А потом, когда, представленные собственным силам, мы видим, как мало мы стоим, это нам кажется невообразимо обидным.
– Ясно. А почему бы тебе было не вернуться?
– Куда бы я вернулся? Посадили меня в самолёт и отправили на другой конец Союза. А когда я оглянулся, чтобы посмотреть, что осталось, увидел лишь сумрачное великолепие небольшого отрезка моей спортивной карьеры, которая так внезапно оборвалась.
– Но травмы у всех бывают. А почему ты исчез?
– Нет, Андрюха! Это была не простая травма. Мне запретили вообще появляться в спортзале. Мне сказали, что больше трёх кило… даже авоську с картошкой поднимать нельзя.
– Вот, видишь, сколько нового я узнаю! И ты, я понимаю, решил покончить со спортом. А что-то ты ещё умел?
– Я и сам не знал, что умею и что мне нужно делать. Когда круто повернулась моя жизнь, я не знал ни маршрута, ни правил. Полагаясь лишь на надежду, чувствуя себя стойким и сильным духом юношей, я даже мысленно намечал свои достижения и успехи, не представляя, чем буду заниматься и что меня ждёт вообще.
– Если хочешь рассмешить своих богов, расскажи им о своих планах?
– Получается так. А пока я был сам себе господин и упивался тем чувством свободы, которое наполняет молодую грудь и радостью, и опасениями. Карманы мои не были туго набиты, поэтому маршрут я направил не на южные курорты, а на Север, где будет нетрудно найти работу. Но и там часто приходилось задумываться о способах поисков пропитания.
– Но ты же был известным спортсменом, неужели никто тебе помочь не мог? Ты куда-нибудь обращался?
– Нет, Андрюха. Никуда я не обращался. Я смирился с тем, что моя спортивная жизнь закончена, что никому не нужен слепой и хромой бывший спортсмен, бывший чемпион. Я потом понимал, что совершил кучу ошибок.
– Слепой, хромой. – повторил Андрей. – Ты что, подался на вокзал?
