– Вы слегка увлеклись кутежами и распутством и сделали это достоянием гласности, но так поступают многие джентльмены. Я не верю – и никогда не верила! – что вы отметились чем-то совсем уж немыслимым, чем-то совершенно недопустимым.
– Но тогда почему же передо мной закрыты все двери?
– Ну, возможно… – Олимпия внезапно замолчала, пытаясь придумать, как выразить свою мысль, чтобы не сделать собеседнику больно.
– Возможно, о моем поведении говорили слишком уж плохо, но так как это исходило из уст близкого мне человека, то никому и в голову не приходило усомниться в правдивости всех этих россказней.
Олимпия поморщилась.
– Да, именно об этом я подумала, когда слухи о вас стали распространяться в нескольких гостиных.
– Слухи о чем?
– Это не важно. – Ей и впрямь не хотелось повторять сплетни.
– Для меня важно. Ведь именно мне предстоит опровергнуть эти слухи.
– Про вас говорили… В общем, якобы вы принадлежите к тому же сорту людей, что и Минден, – сказала Олимпия и тут же увидела, как граф побледнел.
– Моя мать, судя по всему, хорошо потрудилась, – проворчал Брент, и Олимпия не стала спорить по этому поводу. – В результате передо мной не просто закрыли двери. Никто даже не заикнулся о том, чтобы предоставить мне комнату или дом. Интересно, в чем именно мать меня обвинила? У Миндена ведь столько грехов… И если брать его за образец нечестивой жизни, то ей было из чего выбирать.
– Я думаю, вы скоро обо всем узнаете. Ведь если это нечто ужасное, то найдется огромное количество желающих донести слухи до ваших или моих ушей. Но я-то не стану их слушать.
– И верить им не станете?
– Разумеется. Я знаю всех ваших верных друзей, Брент. Они никогда бы не стали иметь ничего общего с человеком вроде Миндена. Следовательно, вы жертва клеветы. А что касается того, где вам остановиться в Лондоне, то можете не переживать по этому поводу.
– Я не уверен, что оставаться под вашей крышей – правильное решение. И не только потому, что мое имя настолько запятнано, что даже мимолетное общение со мной может иметь печальные последствия. – Брент понимал, что оставаться действительно не следовало. И не только из-за того, что пострадало бы ее доброе имя. Слишком уж ему хотелось находиться поближе к ней, как, например, сейчас… Сидеть и смотреть, как она пьет чай, как откусывает маленькие кусочки от бисквита, – это было для него мукой… и наслаждением. Пусть и не обделенный женскими ласками, он вдруг сообразил, что давно не испытывал этого волнующего душу наслаждения от созерцания женщины, которая занимается какими-то совсем простыми делами.
– Да, это правда. Несправедливо, зато правдиво.
– И даже то, что вы вдова, ничем тут не поможет, – добавил Брент.
Олимпия уловила легкую досаду в его темно-серых глазах и нахмурилась. Он явно считал, что она что-то скрывала от него. В известном смысле так и было. Ей очень не нравилось вспоминать про свой быстро закончившийся брак. И уж тем более – говорить о нем. Однако в своем нежелании обсуждать собственное прошлое она не видела ничего особенного.
– Я вас понимаю. Тогда можете занять соседний дом, и никаких слухов не возникнет. Сейчас этот дом стоит пустой, потому что его заново отделывают для Аретаса с молодой женой. Но жить там можно. Молодые супруги не появятся здесь еще несколько месяцев, так что занимайте их дом, а потом не торопясь подыскивайте себе другое жилье.
