Кто так жестоко пошутил тогда над нами? Повернул лицом друг к другу. Шепнул: «Вы и есть те самые две половинки!..»
Три года назад… Крыша. Закат. Это было. Огромный город под нами и вокруг нас: каменный, дымящийся на закате океан… И две выплеснутые из этого океана судьбы…
Ты и я. Мне кажется… в эти закатные часы, что мы – ты и я – так и стоим там до сих пор: на нашей сказочной Крыше. И, взявшись за руки, смотрим на закат…
В прошлое своё смотрим – или в будущее?..
* * *
Как далеки мы друг от друга
В минуты те, когда закат
Очерчивает круг за кругом,
И прошлое зовёт – назад…
Но нет пути и нет коня
Прорваться нам сквозь это пламя.
И ты молчишь, невольно раня,
Глядишь куда-то – сквозь меня…
Весь горизонт огнём охвачен…
И ласточек сгоревших дым
Летит на крыши и сады…
Ах, Боже мой, о чём мы плачем?
О чём так горестно грустим?
Нас в детстве держит —
мыльный шарик…
Там – никого. Лишь ветер шарит
По улицам давно пустым…
* * *
Сколько же я не видела уже тебя? С прошлой осени…
Дочка твоя пошла в школу, сын – в детский сад.
Сколько ещё не увижу?..
* * *
Господи, ну, разве это грех – просто взглянуть в глаза?..
Двор, окутанный синим, горячим сумраком… Телефонная будка.
Трубка – как океанская раковина… Как это просто: набрать твой номер. Я даже не пытаюсь его вспомнить, – рука помнит сама.
* * *
…И вот она – Крыша! Как три года назад. Как много веков назад…
И мы с тобой – как тогда (как всегда) – смотрим на закат, крепко взявшись за руки. Красный прибой плещется у наших ног, омывает своими волнами нашу башенку, наш крошечный островок – посреди вечности…
А под лестницей – огарок нашей свечи. Помнишь?.. А вот здесь – тогда – ты оставил для меня букет жёлтых цветов. Такой маленький жёлтый пожар – тогда, в августе, три года назад… И ни на час не сдвинулись с той поры стрелки на башенных часах. И если долго-долго смотреть на них, то начинает казаться, что они – стрелки – идут… назад!
Не помню, что мы сказали друг другу на прощанье.
Ведь я была уверена, что это – прощание.
Наверное, и ты тоже…
* * *
И опять я сидела на своей лоджии, в своём кресле, и опять смотрела на закат… на обугленные облака… на пепел ласточек, осыпающийся на обугленные кроны деревьев… на чёрные, вылизанные огнём крыши… на весь этот обугленный, наполненный до самых краёв безнадежностью, мир…
Но душа моя – пребывала там, на Крыше.
Ну, что ж… значит, зачем-то так было надо: чтобы эту жизнь мы прожили врозь…
Уже почти темно. Пишу на ощупь… Я не думаю о том, что мне когда-нибудь придётся разбирать то, что я здесь нацарапала во тьме, в этой тетрадке, – под скрипичное пение моего кресла… Которое тихонько укачивает мою боль, укачивает, как люлька, как зыбка под негаснущим небом…
* * *
…И каждый год я прихожу сюда —
Где скрипы лестниц в тишине часовни,
Где пауки не спят, и дремлют совы,
В окошке – дождик – тонкая слюда…
Под лестницей – как тыщу лет назад —
Свечи огарок, жёлтая записка…
Здесь кажется всегда, что встреча – близко,
Когда пылает над землёй закат…
Я вниз смотрю – на стаи пыльных крыш.
Кружится голова хмельно, привычно…
Был – древний Рим когда-то, был Париж, —
Бурлит Москва под колокольней нынче…
Имперьи рушатся. А башенка – цела.
Бегут года, столетья…
мимо, мимо…
Мой вечный зов записка сберегла:
«Я жду тебя. Поторопись, мой милый!»
А потом наваливается ночь. И я захлопываю свою тетрадь. Захлопываю тетрадь с несбывшейся сказкой. Сказав себе при этом в утешение:
