– Уже не помираешь? – выходит из большой комнаты в коридор.
Такое впечатление, что насчёт ключей не врёт. Иначе не среагировал бы так спокойно на то, что я иду дальше следом. Эта реакция может означать лишь одно: та толстенная, дальняя дверь, ведущая к лестнице, закрыта. Причём, с обратной стороны.
– Кто-то, кроме твоего психа-подельника, в курсе того, что мы здесь? – с осторожностью осматриваю гудящую махину. Судя по идущим от устройства проводам, это тот самый генератор, благодаря которому у нас есть свет и кипяток. – В курсе, нет?
– А ты сама как думаешь?
Чёрт. Я в шоке!
– Ты вообще понимаешь, что это значит?
Лично мне становится очень страшно.
– Он вернётся.
– Вернётся? А если с ним что-то случится? Тогда что? – кричу на него. Желание подружиться стремительно уступает место бурлящему внутри меня негодованию.
Перспектива оказаться фактически погребёнными заживо, пугает меня до жути. И его спокойствие в данных обстоятельствах крайне раздражает. Неужели настолько доверяет Агрессивному?
– Возвращайся в комнату. Ты спать собиралась.
– Спать. Ты серьёзно?
Будто бы в свете последних новостей это представляется возможным.
– Не думал о том, что он может тебя кинуть? О том, что мы оба останемся в этом проклятом бомбоубежище? Навсегда. Эй ты! – толкаю его в порыве злости. – СЛЫШИШЬ МЕНЯ, НЕТ?
– Хватит истерить.
– Стоило догадаться о том, что в этом вашем тандеме ты – слабое звено! – бросаю язвительно.
– Всё сказала? – дёргает на себя рубильник, и свет в коридоре гаснет. Теперь только включённый фонарик освещает окружающее нас пространство. Мрачные серые стены, если выражаться точнее. – Иди укладывайся.
Голос ровный, но всё-таки есть ощущение, что мои слова его задели.
– Сколько его уже нет? Неделю? Больше? Что, если он уже сбежал куда-то, получив выкуп?
– Твой отец похож на идиота? Будет платить за пустые обещания?
– Идиот в этой ситуации один! Ты! – тычу пальцем ему в грудь. – Что это за место? Где мы? Как далеко находимся от города?
Молчит, а меня начинает нещадно бомбить. Нервы-то давно на пределе.
– ОТВЕЧАЙ!
– В комнату вернись, – продолжает стойко игнорировать мою непрошенную истерику, и это несказанно бесит.
– КАК МОЖНО БЫЛО ПОЗВОЛИТЬ ЕМУ ЗАКРЫТЬ НАС? – кричу, ругаясь. Дерусь. Что совсем на меня не похоже. Я ведь обычно не бью людей. – МЫ РИСКУЕМ ОСТАТЬСЯ ПОД ЗЕМЛЁЙ НАВЕЧНО! ПО ТВОЕЙ ВИНЕ! ПО ТВОЕЙ!
– По моей? – удерживая за плечи, припечатывает спиной к холодной стене. – Это из-за тебя нет ключей. Если бы не грёбаный поход в аптеку, они бы у меня были!
– Я не просила покупать лекарства! Ты сам проявил по отношению ко мне сострадание!
– Это не сострадание.
– Да? А что же? – резко сбиваю его руку своей.
– Рационализм. За мёртвую Настю губернатор платить не станет.
Обиженно поджимаю губы.
Ах, вон оно что. Значит, дело только в этом? Я-то думала, что речь о проявлении человечности!
– Наивно считаешь, что у вас всё получится? – интересуюсь, усмехнувшись. – Ты хоть представляешь, КТО мой отец и какие у него связи?
– Как видишь, связи ничем ему не помогли. Про это место никто не знает. Он не сможет найти тебя. Догоняешь?
– Сможет! – восклицаю упрямо.
– Надежда умирает последней.
– Вы ублюдки, – выталкиваю яростно. – Лёгкой наживы захотелось? Больше ничего не придумали? Напасть на девчонку – это же так по-мужски! Браво! Ваши семьи буду вами гордиться, когда принесёте домой выкуп! Если принесёте!
