– Так бывает. Не в курсе? Иногда женщины воспитывают детей в одиночку.
О, как бы я хотела разговаривать с ним, как Инга говорит с мужиками: громко, раскованно, не запинаясь после каждого слова. А я и так маленькая, и мне кажется, что становлюсь с ним еще меньше. Скоро в Дюймовочку превращусь, и он перестанет меня вообще замечать.
– Куда делся отец ребенка? – грозно поднимает одну бровь и хмурится.
– Ты что – орган опеки? Сгинул отец ребенка. Так получилось, – я снова думаю о том, как они похожи. Неужели он ничего не замечает?
– Да, Ань, я тебя, оказывается, вообще не знал. Работаешь баристой в кафе, дочку родила непонятно от кого. Вы женаты были? Развелись?
Блин, да что ж за допрос!
– Нет, Алекс. Я не была замужем. Я мать-одиночка. Официально. Мне государство даже пособие платит.
– Представляю себе эти грандиозные суммы! По-прежнему, небось, с родителями живешь? Зачем тебе тогда няня?
Я встаю на цыпочки и обратно на полную стопу. Меня это движение чуть успокаивает, хотя желание вылить не чашечку кофе, а целый жбан кипятку ему на голову не пропадает.
– Нет, я живу отдельно. Бабушка переехала к родителям. Совсем старенькая. Я живу в ее квартире.
Почему я вру? Могла бы сказать, что добавила денег и купила прекрасную трешку в новом доме. Нам с Соней более чем достаточно. У каждой по комнате, плюс гостиная с просторной кухней. Но ему наши хоромы покажутся норой, не сомневаюсь.
– Мама помогала с Соней, пока та была маленькой, и мы жили вместе. Сейчас мама ухаживает за бабушкой. Папа работает.
Неожиданно Алекс направляется за стойку.
– Сам себе кофе сделаю. Подвинься. Хотя тебе практика не помешала бы, но брюки жалко.
Рядом с ним сердце у меня начинает чуть ни выпрыгивать из груди. Кажется, оно стучит так громко, что он обязательно услышит. Помню, как увидела его в сентябре в школьном коридоре и встала, как вкопанная. Меня все толкали, пихали, а я стояла и смотрела ему вслед. У «дракона» было много поклонниц – как же, такой красавчик приехал из Италии. А меня мгновенно прозвали драконьим хвостом, потому что я постоянно за ним везде ходила…
– А чего хозяева заведения не приходят? – спрашивает он под урчание машины. – На расслабоне? С таким отношением и с такой сотрудницей прогорят в момент.
Сказать что ли, кто хозяйка? Нет уж, совсем засмеёт.
– А ты почему не на работе? – отвечаю вопросом на вопрос, пытаясь придать голосу уверенности и ехидства. – Владельцы заводов, газет, пароходов не следят за своим бизнесом? Тоже на расслабоне?
Ехидство удалось: на его лбу стали заметны довольно глубокие морщинки. Видимо, часто хмурится.
– Считай, что я на работе. Сколько у меня дел тебе и не снилось, госпожа бариста. Нет времени ни на семью, ни на развлечения. Иногда, правда, позволяю себе экстрим.
– С парашютом прыгаешь? – по его взгляду вижу, что сморозила очередную глупость.
– Нет, малыш, езжу в Африку. На охоту, – к моему изумлению расстегивает черную рубашку и с гордостью показывает плечо. – Вот, лапой леопард задел.
Я, как идиотка, пялюсь на его затянувшуюся рану, не в силах оторвать взгляд от загорелой кожи и накачанных мышц.
– Не представляешь, что такое запах зверя, – продолжает он и, к сожалению, выходит из-за стойки с чашкой эспрессо. – Возбуждает посильнее женщин! Еще я коллекционирую старые советские машины. Тюненгую, понятно. Они все на ходу. У меня даже брали в аренду для съемок фильма. А здесь я по делам. Увидел, что ты опять торчишь в закрытой кофейне, зашел. Кстати, деньги забыл тебе отдать. С тебя же спросят за расход кофейных зерен, – с усмешкой достает навороченный телефон. – Налички нет. У тебя какой номер? Сейчас переведу.
