Эссе председателя городского суда Санкт-Петербурга - страница 12

Когда я стал председателем городского суда, попытался узнать, почему Румянцев ушел оттуда. Это мне не удалось. Из полунамеков его коллег предполагаю, что с кем-то из очень высоких руководителей он сильно повздорил.

Как и многие после войны, Никанор Михайлович не имел достатка: жил с женой и дочерью в однокомнатной квартире, не было у него ни дачи, ни машины. И лишь уже в семидесятые купил у друга за небольшие деньги подержанный «Москвич» – горбатую коробку на четверых, да построил сам из фанеры сарай-домик за сто километров от города – базу для рыбалки.

Он приучил меня к усидчивости, терпению в рутинной работе с законодательством и юридической литературой, посоветовал не кичиться креслом первого лица, поскольку все судьи, в том числе и председатель, имеют равный статус. В результате общения с Румянцевым я усвоил, что председатель Суда должен владеть не только уголовным правом и процессом, но и гражданским; и еще – чем выше уровень руководителя, тем большим тактом, выдержанностью он должен обладать.

С ним было работать интересно, и наверняка не стал бы я председателем городского суда, если бы не преждевременная смерть Никанора Михайловича. Он умер в шестьдесят лет, а мог бы работать еще многие годы и никуда я от него не перешел бы, поскольку и мыслей таких не было. А тут пришлось занять его место, так как не было других кандидатур, правда, конкурсов в то время также не было.

И еще один вывод я сделал: нельзя круто менять привычный ритм жизни. После первого инфаркта Румянцев по совету врача отказался от всего: резко перестал курить, употреблять спиртное, до минимума сократил рыбалку. Насилие над организмом в совокупности с нервными профессиональными нагрузками не спасло – после четвертого инфаркта, в 1976 году, он скончался.

Это поколение судей ушло на скромную пенсию в середине восьмидесятых. К нашему стыду они оказались обделенными вниманием своих молодых коллег. А случилось это (не для оправдания, ради констатации фактов скажу) потому, что замена произошла практически одномоментно. Молодые не знали ветеранов лично, а потому и не общались с ними. Конечно, пришедшие молодые судьи не нуждались в знаниях ушедших ветеранов, поскольку и законы, и практика быстро меняются. Но вот чего недоставало им, так это личного примера живого судьи того поколения – образца мудрости, терпения и выдержки.

Опыт показал, что не следует допускать глобальной и скоротечной смены поколений судей. Нарушается процесс передачи опыта, преемственности психологических установок на то, что судьи не столько власть, сколько специалисты, профессионалы, производственники для работы с людьми, но со специальными полномочиями.

Судьи и председатели, пришедшие в 70-е годы, отличались от своих предшественников. Предвоенное, военное, блокадное детство научило их понимать человеческие трагедии, сопереживать старшему поколению, сочувствовать своим сверстникам, не испорченным плодами суперцивилизации.

Они заняли свои должности естественным, эволюционным, логическим и последовательным путем. Они никого не выдавливали, чтобы освободить не сладкое, жесткое судейское председательское место для себя. Для многих из них руководящие посты были неожиданными, хотя, казалось бы, вполне предсказуемыми. Старшие товарищи уже по возрасту, а новички еще по стажу и опыту не могли претендовать на эти места.

Этот разумный, самый благодатный судейский слой, сочетавший относительную молодость и уже достаточно приличный судейский опыт, был тонок, малочислен и потому не смог повлиять на плавность перехода от старшего поколения к молодому. В целом этот переход получился скачкообразным.