В европейской культуре естественная теология занимает очень прочные позиции. Даже получив мощный удар от Канта и всех остальных противников логического доказательства бытия Бога, она сохранила свое влияние на великие и светлые научные умы. Так, например, одним из бестселлеров в XIX веке была книга по естественной теологии английского священника Уильяма Пейли – ею зачитывался сам Чарльз Дарвин во времена учебы и явно впоследствии учел некоторые моменты из нее в своей теории эволюции. Книга и вправду впечатляет. Как ни странно, это по сути актуальный для своего времени справочник по биологии. Автор рассматривает большое количество анатомических подробностей разных живых существ, желая тем самым показать, как велик и прекрасен замысел Творца всего этого биоразнообразия. Пейли представляет мир как огромный механизм, наподобие часов. А большие механические часы, как известно, требуют за собой особенного ухода от часовщика, который в случае чего может починить или заменить детали. Этот аргумент в пользу существования Бога называется телеологическим, или аргументом от замысла. Он универсален и используется до сих пор сторонниками неокреационизма и движения Разумного Замысла (Intelligent Design). Ричард Докинз критиковал его в книге «Слепой часовщик».
С точки зрения естественной теологии все существующее свидетельствует о своем Творце. Природа так хитро и замысловато устроена, что все ее части гармонично сочетаются друг с другом и компенсируют друг друга. Культура тоже очень удачно имитирует природу. Вот посмотрите, пишет Пейли, органы живых существ очень четко соответствуют их среде обитания (крылья служат для передвижения в воздухе, а плавники – в воде); шея слона негибкая, но это компенсируется его хоботом; суставы похожи на шарниры механических кукол; язык предназначен для двух абсолютно разных функций – говорить и чувствовать вкус; сосуды похожи на водопроводные трубы; желудок – это целая микролаборатория; цепь для часов похожа на позвоночник змеи. Разве это все не удивительно? Разве все это не свидетельствует нам о Великом Часовщике? Палеонтолог Стивен Джей Гулд в книге «Восемь маленьких поросят» ехидно заметил, что, мол, поразительно, как Пейли может утверждать, что даже мучительная боль от камней в желчном пузыре или подагры может указывать на доброту любящего Бога22.
По мере того как уточнялось и менялось понятие разума в европейской философии, оно все дальше уходило от своей спутницы – веры. Хотя рациональная теология осталась верным апологетическим оружием против нарастающей критики религии, ее судьба была в том, чтобы стать небольшим философским направлением. Отчасти ее аргументы разрабатываются сегодня в аналитическом теизме. А вот понятие естественной религии на волне романтизма совсем ушло на второй план, уступив место религии чувства и веры. Теолог Фридрих Шлейермахер писал так:
Религия как способность остается всегда незавершенной, а следовательно, всегда развивается, воспроизводится во все более прекрасных формах и все глубже внедряется в природу человека23.
Вместо невозмутимой, рассудительной и холодной религии разума он, как и другие философы веры, будто возвращает человеку «великую и могучую мистику», невыразимое чувство благоговения и возвышенного, духовное насыщение. Мне кажется, если бы Шлейермахер мог, он бы вернул религиозное чувство каждому живому существу на планете. В какой-то момент он начинает рассуждать о том, что религиозный опыт настолько неисчерпаем, что его зачатки есть у каждого в самых «примитивных» чувствах. Гегель потом иронизировал над ним: мол, если религия – это чувство преданности, то, стало быть, собака – лучший христианин.
