Охранник и официант, давно наблюдавшие за нашим столиком, вышли покурить вместе со мной, встав по бокам, словно старые друзья. Я подкурил от зажигалки охранника и поинтересовался, который час. Выдыхая дым, я беззаботно щурился на солнце, ожидая подходящий момент. Когда конец сигареты подбиралась к фильтру, официанта позвали, и я, сделав вид, будто захожу обратно с ним, резко развернулся, соскочил со ступенек и дал деру. Охранник бросился за мной. Я хорошо знал дворы в квартале от кафе, бежал и думал только об одном – чтобы никто не сделал подножку.
Еле оторвавшись, я юркнул между гаражей, перелез через забор, спрыгнул и, сменив направление, скрылся.
В офисе отца я появился перецарапанный и пахнущий коньяком.
− Что случилось? − спросил отец.
− Ничего, упал с велосипеда, − выдал я готовый ответ.
− Какого еще велосипеда? − поморщился отец.
− Взял у пацанов прокатиться.
− Пил?
− Рот полоскал, зуб болит.
− Короче, вот, − отдал связку ключей отец. − Квартира в центре, она твоя на неделю. Не больше. И помни, сосед там старичок, бывший гэбэшник, шпионит за всем происходящим, дежурит у глазка день и ночь. Шаг влево, шаг вправо − позор на твою и мою голову. В общем, понял, как себя вести?
− Всё будет норм, − пообещал я.
Поигрывая ключами, я вышел на проспект. Настроение было отличным.
Квартира мне понравилась. Полупустая, три комнаты, в каждой по дивану, в зале на полу телевизор с перебитой антенной. Но зато подключен dvd-плеер, заряженный диском «Скромного обаяния буржуазии». Диск не вытаскивался, но показывал. На кухне холодильник, забитый полуфабрикатами, в середине гордо царила двухлитровая банка с заплесневелыми огурцами, в нижнем ящике дюжина вздувшихся банок с красной икрой.
На полке с десертной посудой нашлось немного денег, а в чулане в пыльном чехле обнаружилась электрическая печатная машинка и упаковка бумаги для принтера. От радости я захлопал в ладоши. Целую неделю можно ни о чем не беспокоиться. Имелось всё необходимое. Радуясь моим мыслям, с подоконника улыбнулась распечатанная бутылка вина. Предвкушая счастливые деньки, я ощупал почки, сердце и печень.
Хей-хоп, у трубадура всё в порядке.
Сначала я подумал, что в ведерке олифа или древесный лак. Утром я спускался с пятого этажа новой квартиры, а ведро стояло в аккурат между третьим и четвертым. Я не выдержал, наклонился и понюхал, − в ведре было вино. Я лакнул его. Портвейн. Не самый лучший, но и не мерзок.
Даже не думая о последствиях, я молча взял ведро, спустился во двор и пошел дальше. Шел и думал, если кто окликнет, отхлебну, сколько смогу, поставлю ведро и дёру. Так я прошел пару кварталов, ожидая оклика в спину, как выстрела. Потом сел в незнакомом дворике и поставил ведерко перед собой. Просто сидел, смотрел на него и улыбался, как дурачок. Чудеса, да и только.
Окунувшись с носом в ведро, я наконец-то попил оттуда, как из маленького озерца. Встал и опять сел. Куда же, подумал я, идти с полным ведром портвейна. Хотя можно было никуда не ходить, нырнуть в ведро и плавать там рыбкой. Наверху знали, что я большой поклонник органических соединений алифатического ряда и всегда мечтал о винных реках, бьющих прямо из-под земли, о дожде и морях из вина. И вот мечта начала сбываться.
Прихватив ведерко, я не спеша двинулся на прогулку, стараясь не выходить на большие перекрестки. Время от времени я останавливался в укромном местечке, делал несколько глотков и шел дальше. Было не просто хорошо или очень хорошо, я чувствовал себя так, словно с этого дня зачислен на ангельское довольствие, и мне полагались в достатке вина, хлеба и зрелищ.
