Экран все показал. Коул не врал.
Папа действительно мертв.
Записка души выпадает из рук. Папа действительно мертв. Слова проносятся в голове снова и снова, пока я пытаюсь осознать эту истину.
– Катарина?
– Это правда.
– Да.
– Вакцина, шифрование…
Он просто кивает. Я сгибаюсь и прижимаю руки к груди. Ребра словно неподатливые железные прутья. Не могу дышать. Сердце едва бьется.
В папину лабораторию проникли. Его работу уничтожили, а сотрудники погибли…
– Подожди, а Дакс? – Голова раскалывается. – Дакс Крик? Он работал с папой. Он жив?
Коул кивает, и с моих губ срывается вздох. Я прижимаю руку к стене, пытаясь одолеть головокружение.
– Крик в порядке, – говорит Коул. – Ему вместе с несколькими сотрудниками удалось выбраться из лаборатории до того, как генкиты взорвались. Ваш отец оставил инструкции и ему тоже. Мы работаем над проблемой вместе, и он постарается присоединиться к нам.
– Дакс хочет приехать сюда?
Коул кивает. Я закрываю глаза, потому что мысли о Даксе пытаются пробиться сквозь что-то внутри меня. Сквозь дверь, которую я сейчас стараюсь закрыть. Чума научила меня справляться с горем, а папина смерть сейчас как угольки в моем кулаке. Я знаю, что могу их раздавить, позволить им дотлеть, сжимая руку, пока они не превратятся во что-то тяжелое и холодное. Алмазы. Но дело не только в горе. Слишком многое на меня свалилось: вакцина, взлом папиной лаборатории, мысль, что я снова увижу Дакса. Это все словно поток кислорода, который заставляет тлеющие угли вспыхнуть пламенем, угрожающим поглотить меня.
– Скорее всего он оставил какие-то инструкции, но мы пока их не нашли, – говорит Коул, но я едва слышу его из-за шума и пульсации в ушах.
Радость и горе сражаются внутри меня. Эмоции, которые я сдерживала два последних года, устремляются к открытой двери в моем сердце, пытаясь выбраться наружу.
Но я не могу себе этого позволить. Не могу сломаться. Папа оставил мне задание. Я перевожу взгляд на пластиковые кусочки записки души, но с трудом различаю их из-за слез.
– Катарина?
Я вытираю глаза.
– Прости, – отвечаю я. – Мне… Мне не справиться с этим.
Я разворачиваюсь, толкаю дверь спальни и вслепую выхожу из комнаты, даже не замечая, как врезаюсь плечом в дверной косяк. Не хочу думать о вакцинах или вирусах. Не хочу думать о папе. Мне нужен свежий воздух, свет и пространство. Мне нужно выбраться отсюда.
Ногой нащупываю лестницу, покрытой пеной рукой сжимаю перила, а затем бегу вниз в гостиную и к входной двери. Краем глаза я замечаю военный рюкзак и оружие возле стены. На столе гостиной лежат разобранные винтовки, гранатомет и пара серебряных наручников.
Коул окрикивает меня. Но я, врезавшись во входную дверь, выбегаю на улицу, ожидая, что он бросится вслед за мной.
Но он позволяет мне уйти.
Не знаю, сколько прошло времени. Может, два, а может, и четыре часа. На улице темно, но, когда я возвращаюсь к озеру, луна уже над деревьями. Горло саднит, глаза опухли, а кожа все еще покрыта грязными разводами от взрыва зараженного мяса, поэтому ледяная вода как откровение. Я захожу в мелководье, погружаюсь по горло, а затем выгибаю спину, чтобы намочить волосы и расплести их под водой.
Над головой плотная полоса звезд сверкает в небе над редкими перистыми облаками. Голуби перекрикиваются между собой, опускаясь к поверхности озера и скользя по воде клювами, чтобы попить.
Как мир может продолжать существовать, когда умерла его ярчайшая звезда?
