– Ну так что, Светлана, — выделил он мое имя. — Или как вас на самом деле звать? Долго будешь дурочкой притворяться?
Сердце упало в пятки, но я уперлась рогом.
— В смысле? — старалась я быть как можно убедительнее. – Я Светлана, кто же еще? Что вы себе паа…
– Нет, милая. Ты кто угодно, но не Светлана, — не дав мне договорить, перебил Даниил.
Я поняла, что мне бить нечем, опер – он и в Африке опер. Но все же позиции свои сдавать не хотела до последнего, и уперев руки в бока, вскинула подбородок и заявила:
— Я Светлана! А если ты в этом сомневаешься, то один хрен – хренушки докажешь, что это не так!
– А что мне доказывать? Погоди, дело дойдет до подписи брачного контракта, чем будешь его скреплять? Печать где возьмешь?
– Какую печать? – растерялась я.
– Ту самую! На перстне, который должен быть вот на этом пальце, — указал он на мою руку, на которой не было НИЧЕГО!
Я уставилась на свой палец и смотрела так упорно, словно от моего взгляда мог образоваться тот самый перстень. Но нет, чуда не произошло. Я подняла взгляд на Даниила. Эта скотина стоял довольно ухмыляясь, и улыбка его больше походила на акулий оскал!
– Ну так что? — тоном победителя продолжил он. – Кто ты такая и как замуж будешь выходить?
– Ногами!
– Если только вперед!
Не зная, что говорить и отвечать, я плюхнула свой зад на кровать и тяжело вздохнула.
– А почему вперед ногами? – тихо пролепетала я.
– А потому, милая, что если твой обман вскроется, тебя казнят. Ты знаешь, сколько за тебя денег отвалили? У настоящей Светланы есть фамильный перстень-печать, а у тебя его нет!
– Ну и хрен с ним! И так сдохнуть хотела. Уж лучше пусть казнят, чем за кого-то из этих замуж выходить.
– Эх ты, горе луковое! Что ты такое говоришь! – возмутился Даниил.
– А то и говорю. Я в лес пошла, чтобы повеситься, и повесилась. Вот только, видимо, ветка обломилась. Знала же, надо было березу выбирать. Вот и грохнулась всей Ольгой об землю. Сознание потеряла, очнулась, а тут этот ваш. Орет! «Барыня, барыня» да давай меня хватать и куда-то тащить. Я и не поняла ничего, а когда поняла – было уже поздно объяснять, – развела я руками.
– Так тебя чего, Ольгой звать?
– Угу, — тихо простонала я.
– Как мать мою… покойную… — и так жалостно на меня взглянул. – А вешалась-то зачем, дурочка? Красивая же…
– Я-то красивая? – почувствовала я, как щеки запылали румянцем, а руки сами потянулись к ожерелью.
– Ладно, — вздохнул он. – Помогу я тебе с перстнем. Но разговор еще не окончен, Ольга!
– Светлана! – поправила я и смущённо улыбнулась.
– Нельзя чтобы меня видели рядом с тобой. Не так поймут. Позже поговорим, – сделал он паузу и добавил: – Светлана, – и ушел.
Он вышел, а я рухнула на кровать. Ох, куда же меня занесло? Куда я вписалась? Я долго пялилась в потолок, пока не задремала.
И приснился мне сон. Бредовый сон. Снился мне Степан, гордо восседающий на белоснежном унитазе. И сидел он как царь. Декламируя стихи, как он заявил, собственного сочинения. Горячо жестикулируя руками, он орал во всю глотку:
— Да будет свет, – сказал монтёр и жопу фосфором натер.
Но тут раздался стук. ТУК-ТУК! ТУК-ТУК. Я обернулась и увидела лошадь с косыми глазами, почему-то обутую в коньки. Она подошла ко мне, вихляя задом. Остановилась. Опустила голову и сказала: «Барыня, проснитесь, обедать пора», при этом дохнув на меня запахом селедки, лука и перегара. От ужаса я открыла глаза.
