Этика Райдера - страница 40
– Вот! – безумствовал в экстазе Хананян, смачно пристукивая кулаком по подлокотнику. В его краснолицести проступало что-то социалистическое, революционное. – Они поспешили! Как это по-русски!
– По-русски, по-казахски, по-немецки… при чём здесь это? Я – вообще еврей, если уж на то пошло, – сухо сказал Вилле.
Зал стих.
– Вечером. В среду. После обеда, – запел Монте-Карло, – Папа! Купил! Маген Давид!
Мир изменился. В который раз. Печа совершенно неожиданно задумался о Нике – возможно, последнем компромиссе между прошлой жизнью и серым месивом настоящего.
Он нащупал пульт и погасил экран.
– Эй! – запротестовал Силя.
– Наслушаемся ещё про ишаков звёздных. Давайте нормально вмажем, потрындим, потом на баб сходим.
Месси взмахнул лаптем варёной колбасы.
– За! Я общагу одну пробил. Встречают с распростёртыми ногами!
На том и решили. Даже Силя приутих, когда начали вторую бутылку.
Дрон дрых с беспомощно раскрытым ртом, слюнявый, анабиозный, весь завтрашний. Монте-Карло засунул ему в ноздри сигареты, короновал пластиковым стаканчиком и искал лучший ракурс для снимка.
– Тихо! – Печа нажал «ответить». – Да, Ник?
– Лёха, тут беда… проблема одна у меня. Привет, забыл совсем.
– Что случилось?
– Светка домой не пришла. С танцев своих. Два часа как должна была.
– Звонил?
– Само собой… абонент не доступен.
Печа долго не думал.
– Скоро буду. Пройдёмся по её маршруту, она же пешком ходит?
– Да.
– Всё. Буду! Не кипиши.
Печа забил о дно пепельницы сигарету, вскочил, засуетился.
– Так, пацаны, сворачиваемся. Нику надо помочь. Сеструха домой с тренировки не вернулась.
Никто даже не пошевелился.
– Ментам пусть позвонит, – зевая, посоветовал Силя. – Жопы свои почешут немного.
– Забей, – поддержал Месси. – Что, реально метнёшься? Много он тебе помог, интеллигент твой сраный?
– Слышь, давай без этого? – Печа стянул майку, стал натягивать новую. – Поганить не надо.
– А что, – вступил Монте-Карло, складывая руки храпящего Дрона на лениво поднимающейся и опадающей груди. Он держал в зубах свечу, которую собирался пристроить «покойнику» перед фотосессией, и поэтому забавно шепелявил. – Месси прав. Хоть раз появился кореш, когда ты ремонт делал? Ты же просил, знаю! А когда тебе сани на озере вынесли, в больничку наведывался?
– Был один раз, – с вызовом ответил Печа.
– Ясно. Отметился.
Дрон захрапел – выражая свою солидарность с друзьями.
Печа распахнул шкаф.
– Давайте, подъём. И приберите всё.
Месси налил рюмку, выпил залпом, ахнул, сморщился. В комнате густел перегар.
– И что, полетишь к фраеру своему?
– А что не видно? – чуть ли не виновато отозвался Печа, выискивая в шкафу джинсы. Он начинал злиться – на себя, на пацанов. – Ну, живо! Или хотите мамку мою дождаться?
– А чё, с Олеговной по рюмке ещё сделаем, – отозвался Монте-Карло.
– По две, – уточнил Месси. – Что за западло, так пьянку рвать?
– Сам ты… – Запел сотовый, и Печа вжал его в ухо. – Да, Ник? Что? Нашлась? Сотовый потеряла? Ага… Ну, слава богу… Словимся на днях? Ну… на следующей? Ага, созвонимся, пока.
Он сел на пол – с мятыми штанами в руках, с затихшим сотовым, – кивнул на ополовиненный бутыль, вздохнул:
– Месси, начисляй…
Силя брезгливо покачал головой:
– Вафел твой Ник, – сказал он, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
1.8
Новосибирск
сентябрь, 2030
Сентябрьское небо походило на только что брошенную девушку: оно замерло, помрачнело, но пока удерживалось от слёз. Город готовился к зиме. Месяц-другой и придётся переключаться на другой ритм, думать обледенело-грязными словами, верить новым неспешным богам в вязаных шапочках, зная, что и они глупы и глухи.