Этнополитика - страница 32

Исторически первой из них была концепция культурной ассимиляции. Она возникла во Франции еще в период Великой французской революции и выражалась в лозунге: «Одна страна, один язык, один народ», что предполагало, разумеется, не уничтожение различных этнических общностей, проживающих в стране, а их культурную ассимиляцию в условиях равенства гражданских прав.

Ассимиляция предполагает, что этнические меньшинства и иммигранты утрачивают собственные этнические черты в процессе урбанизации и модернизации, межэтнических браков, аккультурации (т. е. включения в иную культуру) и других процессов взаимоуподобления между взаимодействующими этноспецифическими группами. Понятно, что ассимиляционные процессы отличаются многообразным характером темпов и форм и поэтому их оценка не может быть однозначной. В науке четко различаются понятия «естественная» и «насильственная» ассимиляции. Естественной культурной ассимиляцией в целом была американская модель «плавильного тигля». Человек мог быть итальянским католиком, германским протестантом, малороссийским иудеем, но прежде всего он был американцем. Это значило, что он признавал американские институты и разделял американские ценности.

Иммигрантские группы населения США осваивали гражданские нормы на основе не только единого английского языка, но и совокупных норм культуры, так называемого «белого протестантского большинства». Да и в большинстве других западных стран преобладающей стала модель культурной ассимиляции (Швейцарская конфедерация с ее тремя государственными языками была, скорее, исключением из правил).

Такого рода этнические ассимиляционные процессы происходят, как правило, безболезненно, не ведя к заметным этническим конфликтам.

Насильственная ассимиляция связывается с целенаправленной политикой государства на поглощение, уменьшение функциональной роли других этносов. В реальной жизни бывает, однако, трудно провести линию размежевания между естественной и насильственной ассимиляциями.

Однако со временем все разновидности ассимиляционной концепции доказали свою ограниченность. Во-первых, даже в демократических государствах ассимиляция не носила сугубо добровольного характера и была плодом, в той или иной мере, целенаправленных усилий властей, что дает основания современным либеральным мыслителям оценивать подобную политику как насильственную – «культурный империализм в отношении других этнических групп» [1,с. 79]. Во-вторых, ассимиляция далеко не всегда приводила к желаемому результату, и зачастую локальные культуры или культуры мигрантских сообществ, которые, казалось бы, слились с доминирующим большинством той или иной страны, вновь воспроизводились в некоторых случаях как оппозиция его неизбежного давления.

Однако уже со второй половины XX в. культурная ассимиляция стала все более негативно восприниматься вначале элитарными слоями, а затем и западным общественным мнением, которое тогда не умело отличить насильственную ассимиляцию от добровольной гражданской интеграции. Кроме того, интеграция тогда была еще непоследовательной и неполной, например, в США она ограничивалась расовой сегрегацией. Эти ограничения должны были быть сняты, однако вместо совершенствования интеграционной политики ее просто отбросили. Такое часто бывало в истории.

Такая позиция нашла свое выражение и в документах международных организаций, например, в Программе развития ООН (UNDP). В ее докладе 2004 г., посвященном культурным компонентам развития человечества, отмечается: «Если XX век что-то и доказал, так это то, что попытки ликвидировать или просто вытеснить культурные группы вызывают их упорное сопротивление. Признание же существования культурной самобытности, наоборот, приводит к разрядке постоянной напряженности» [