Это мое имя - страница 4
Они остановились, чтобы покормить уток. Полынья находилась в нескольких метрах от берега, и утки, почуяв приближение гуманитарной помощи, шумной толпой вылезли из воды.
– Папа, ты хотел сделать для мамы фотоглафию! – вспомнил Павлик.
– Сейчас сделаем, – Брагин полез в куртку. – Ну-ка, подержи, – сказал он, передав Павлику ветрячок, и, проверив внутренний карман, с досадой добавил. – Черт, кажется, в машине забыли!
Бумажная мельница завертелась, поймав легкое дуновение ветра.
– Стой на одном месте, никуда ни шагу! – Брагин взял сына за плечи и посмотрел ему в глаза. – Слышишь, никуда! Я мигом. Только заберу фотоаппарат в машине. Ты понял?
Павлик утвердительно кивнул. Брагин переспросил для надежности еще раз, на что сын снова качнул головой. Илья побежал к «Жигулям», стоящим возле обочины. Добравшись до машины, он обернулся. Павлик помахал рукой. Брагин махнул в ответ и открыл дверь автомобиля. Порыв ветра вырвал игрушку и откатил ее к полынье. Ребенок неуверенно посмотрел в сторону машины, потом на ветрячок, который уже начал погружаться в воду.
Илья торопливо шарил в бардачке. Это заняло, как ему потом казалось, лишь пару мгновений, но, когда он выпрямился, чтобы продемонстрировать сыну найденный фотоаппарат, на берегу никого, кроме уток, больше не было.
֎֎֎
Брагин проснулся, рывком сев на постели и тяжело дыша. Маша мирно спала рядом. Илья вспомнил ее лицо, искаженное от горя, в тот день. Заснуть он уже не мог.
День второй
На следующий день на лестничой площадке Брагин снова встретил соседа.
– Доброе утро, Лев Аркадьевич! – поздоровался Илья.
– И вам всех благ, Илья Федорович! – прозвучал вежливый ответ.
Почтительным жестом Брагин пропустил старичка в лифт первым. В кабине Илья демонстративно вдохнул полной грудью.
– После вашей вывески, Лев Аркадьевич, здесь стало заметно легче дышать.
– Я очень этому рад, особенно как преподаватель русского языка, – Лев Аркадьевич не скрывал гордости, хотя был по природе скромным человеком. – Это значит, что все жители нашего подъезда поголовно, включая домашних животных, умеют читать.
– Да, народ у нас начитанный, – подтвердил Брагин, – интеллигентный. А интеллигентный человек под табличкой гадить не будет. Он себе для этого другое место найдет, без таблички.
Лифт затормозил на первом этаже, издав, как обычно, звук, похожий на визг перепуганного слона.
– Удачного вам дня, Лев Аркадьевич! – попрощался Илья.
– Берегите себя, Илья Федорович! – донеслось в ответ.
Прилично одетый пятиклассник Петя сидел за пианино. Он напряженно всматривался в раскрытую на пюпитре нотную тетрадь, стараясь сыграть без ошибок. Маша стояла рядом и наблюдала за четкими, но механическими движениями детских пальцев. Когда пятиклассник закончил, Маша подсела рядом.
– Молодец, Петенька, очень чисто сыграл, – похвалила она. – Ты знаешь, когда Шопен писал этот ноктюрн, он уже был неизлечимо болен. Но больше всего он страдал не от самой болезни, а от мысли, что навсегда потеряет свою любовь. Неизбежность и невозможность что-либо изменить – вот что самое страшное для человека.
– Как он вообще мог тогда писать музыку? – неподдельно удивился Петя. Его всегда поражала способность некоторых взрослых работать во время болезни. – Я, когда болею, даже телевизор смотреть не хочу. Лежу и страдаю, как Шопен.
Маша улыбнулась и положила руки на клавиши.
– Попробуй сыграть так, как если бы тебе хотелось плакать и кричать от отчаяния, но ты бы скрывал это в себе, чтобы не не расстраивать любимого человека.