В субботу, как я уже сказал, Света чувствовала себя дома комфортно, ведь суббота – это такой день, когда обычно все нормальные семьи наводят в квартирах порядок, отдыхают и ничем, в общем-то, другим не занимаются. Ну, а какая женщина не любит убираться в доме, чтобы были и порядок, и уют? А относительно отдыха, так это совсем хорошо. Это все тоже знают. Так что Светина семья в субботу убиралась, отдыхала, гуляла, читала книжки и смотрела телевизор. А вот в воскресенье начинался тихий ужас!
С утра, часов так с девяти-десяти, мужики Светины (муж ее Анатолий и сынишка Костя) впадали в детство. Ну, Косте это простительно, так считала Света, а вот Анатолию – не очень. Но мужики, как известно, как малые дети. А посему начинали они ползать по полу, катать машинки, паровозики, бегать и скакать по квартире, изображая лихих всадников времен Отечественной войны 1812 года. Я не хочу говорить, что это ползанье и скакание вредно отражались на одежде (протертые коленки), а лишь замечу, что от этого всего по квартире начинала летать пыль, с которой борись, не борись, а она всегда будет! И это Свете не нравилось, что вызывало внутри ее нервное возбуждение. Света понимала – она была неглупой женщиной – что в целом не права, мужикам тоже иногда в детство надо впадать, так уж они устроены, и поэтому молчала, но нервничала.
А после скаканий и ползаний, начиналась протирка. А мужики они такие: старайся, не старайся, а протирают они все значительно хуже, чем женщины. Поэтому Свете все приходилось доделывать за своих мужчин. Это ей не нравилось, и нервничала она здесь очень даже сильно.
А после машинок-паровозиков, скаканий-ползаний у Светы вообще жизнь трудная начиналась. Мужики ее начинали пилить, сверлить, строгать, забивать гвозди и делать прочие мужские дела, без которых нормально существовать они, мужики, не могут. Что впрочем, естественно, так уж мир наш устроен. Ну, а какой порядок и уют в доме, когда пилят, сверлят, забивают гвозди и т. д.?
То, что все гремит и грохочет, это Света еще терпела, но вот то, что везде начинали валяться стружки, опилки, железки и гвозди, которые из кухни, где обычно пилили и строгали Светины мужчины, постепенно переходили на пол всей квартиры, Света спокойно переварить не могла. Она как женщина стояла на страже уюта и покоя в доме, а мужики ее переворачивали весь этот уют и покой с ног на голову. Что, впрочем, для мужиков вполне естественное и, можно сказать, любимое занятие.
Света понимала – я уже говорил, она была неглупой – что если она начнет «пилить» своих мужчин, то будет еще хуже. Мужики из принципа начнут греметь и разносить стружки по квартире еще интенсивней. Поэтому она молчала, но нервничала и ничего не могла с собой сделать, лишь вздыхая грустно-прегрустно, когда уж совсем ей было нехорошо.
После сверления, пиления и забивания гвоздей, мужики Светины все, естественно, прибирали, но хотят того мужики или нет, так уж мир устроен, впрочем, это я уже говорил, прибирают они, положа руку на сердце, хуже, чем женщины. Так что домывать все Свете приходилось самой! И при этом по всей квартире. Свете это, опять же не нравилось, и мужикам ее здесь доставалось. Но что поделаешь, мужики есть мужики! А это все нервы, нервы, нервы, которые в женском, хрупком теле имеют толщину совсем не канатную!
Поэтому Света здесь иногда и выговаривала своим мужчинам, что она про них думает, но мужики ее говорили здесь только что-то вроде «хи-хи-хи», целовали свою маму и жену, которую очень любили и обожали, и все оставалось по-старому.
