Он снова вернул первую фотографию, солнечную и невинную, пытаясь успокоиться, стряхнуть нахлынувший морок. Но процесс уже пошёл…
– Кто это? – услышал он внезапно за спиной и чуть не подскочил на месте.
Анварес сглотнул, выждал небольшую паузу, затем честно ответил:
– Это одна из моих студенток.
– А чем она так интересна? – улыбалась Лариса, но он видел, точнее, чувствовал – улыбка её была неискренней.
Он пожал плечами. Что он мог сказать? Он и сам не знал, чем она его так зацепила. Да, зацепила, и сильно – пора уже было признаться хотя бы себе самому.
– Надеюсь, – всё с той же улыбкой проговорила Лариса, – у тебя с ней нет отношений? Всё-таки на кону твоя карьера.
– Естественно, нет!
– Ты же понимаешь, стоит тебе только оступиться – и всё, чего ты добился, пойдёт прахом. Всё, о чём ты мечтал…
– Ты меня не слышишь? – начал сердиться Анварес. – Я ведь сказал – нет у меня отношений ни с ней, ни ещё с кем-либо, кроме тебя. Её я вообще почти не знаю. Она самая проблемная из моих студентов, прогуливает постоянно. Так что не выдумывай, пожалуйста, всякую ерунду.
– Извини. Просто я волнуюсь за тебя. И не хочу, чтобы у тебя были какие-то проблемы. Мало нам этого завистника Жбанкова, который, по-моему, за каждым твоим шагом следит. Только и ждёт какой-нибудь твоей оплошности.
– Не преувеличивай, – Анварес отвёл глаза – ему сделалось вдруг стыдно.
Он мог говорить Ларисе что угодно и, строго говоря, он ей даже не врал сейчас. Отношений ведь с Аксёновой никаких нет и не будет.
Однако ощущение было именно такое – будто врал, увиливал, будто его застали врасплох, как воришку, с поличным.
Казалось, Лариса видела его мысли насквозь, догадывалась о том, что его терзает уже не первую неделю, но делала вид, что верит – и это угнетало ещё больше.
36. 36
Следующая неделя оказалась богата на события.
Из хорошего – Анварес узнал, что его очередную монографию приняли к публикации в «Вопросах лингвистики и литературоведения» – серьёзное печатное издание ВАК.
Коллеги на кафедре порадовались, кроме, разумеется, Жбанкова.
Толя Жбанков окончил аспирантуру двумя годами раньше Анвареса, но до сих пор не получилось защитить диссертацию. Да и научных публикаций у него было меньше. Поэтому любые успехи своего молодого коллеги воспринимал болезненно. Завидовал, не скрываясь. При каждом удобном случае высказывал, что Анвареса попросту двигает руководство, как своего любимчика. Вот и всё объяснение его «великого потенциала» и прочих успехов.
Отчасти Жбанков был прав – руководство к Анваресу и правда благоволило: каждый год назначали те же дисциплины, часы не урезали, удобно ставили пары, отправляли участвовать в научных конференциях.
Однако всё, что касалось достижений, то здесь целиком и полностью его заслуга. И это не только ум и прочее, но и годы кропотливой работы. Толя Жбанков эти нюансы в расчёт не брал.
Анварес старался с ним просто не связываться. Считал ниже своего достоинства влезать во все эти дрязги.
Впрочем, при нём Жбанков держал мысли при себе – это за глаза он злопыхал и негодовал от вопиющей несправедливости, а в его присутствии – от силы мог хмыкнуть себе под нос.
Лариса утверждала, что за Толей и раньше водилось такое: кляузничать на коллег, чуть что. Все это знают и при нём лишнее не говорят.
И вот теперь, когда Анварес обошёл его по всем фронтам, она всерьёз боялась, что тот непременно придумает какую-нибудь пакость.
