Она не отступила, замерла в ожидании...
– Здравствуйте, Александр Дмитриевич, – раздалось с порога.
В аудиторию входили девушки из двести четвёртой группы.
Анварес вздрогнул, словно внезапно очнулся. Посмотрел на них в первый миг так, будто не понимал, кто они и зачем тут, но в следующую секунду собрался.
– Добрый день, – голос прозвучал иначе, будто чужой. Какой-то глухой и хриплый.
Он кашлянул, бросил на Аксёнову быстрый взгляд и произнёс торопливо:
– Приготовьте к следующему семинару доклад по любой из пройденных тем на ваш выбор. Всё. Вы свободны.
Последнюю фразу говорил, уже не глядя на неё. И как она вышла – не видел. Сердце успокаивалось чертовски медленно. Да и в голове до сих пор творился хаос – девушки крутились рядом и, как обычно, задавали всякие вопросы, а он никак не мог сосредоточиться и не понимал, о чём вообще они спрашивают.
– Готовьтесь, – велел он им, – я скоро приду.
39. 39
До начала пары оставалось не более минуты, но ему необходимо было выйти. Просто чтобы перевести дух и взять себя в руки. Сунулся в деканат к секретарю – ближайший от аудитории кабинет.
– Вы в порядке, Александр Дмитриевич? – спросила Анечка участливо.
– Да, – буркнул он, набирая себе холодной воды из диспенсера. – В горле просто пересохло.
В два глотка выпил весь стаканчик, швырнул его в урну.
– А у меня, между прочим, для вас хорошая новость.
– Ещё одна? – голос по-прежнему звучал слегка надтреснуто.
Секретарь кокетливо хихикнула.
– Роман Викторович сказал, что собирается отправить на симпозиум в Сиэтл именно вас. И Ольга Семёновна вашу кандидатуру поддержала. Решать, конечно, ректору, но раз уж и декан, и директор за вас – то вопрос, считай, решённый. Только я вам, Александр Дмитриевич, этого не говорила. Это пока секрет.
– Спасибо, Анечка, – направляясь к двери, кивнул он секретарю, которая смотрела на него с лёгким удивлением.
– Всегда пожалуйста, – улыбнулась она в ответ.
В аудиторию Анварес вернулся уже серьёзным и собранным. А о том, что случилось или, точнее, чуть не случилось, решил, подумает дома, наедине. Оставит самоистязание на вечер.
И это хорошо, что назавтра была суббота, потому что ночь выдалась мучительная и бессонная. Тот момент с Аксёновой засел в голове накрепко, да и не только в голове, судя по ощущениям.
До сих пор, стоило вспомнить её лицо и взгляд, всё внутри сладко и томительно сжималось. На несколько секунд он позволил себе слабость – сомкнул веки, проиграл заново тот момент в воображении, но на этот раз никто в аудиторию не сунулся, не помешал им.
Он представил, как прижимает её к себе, как целует, как она отвечает на его поцелуй. В фантазиях он вёл себя так, как сроду бы не стал – срывал одежду, эту дурацкую чёрную толстовку, джинсы и, усадив её на стол, творил совершенно безумные вещи. Накрутил в итоге себя так, что перед глазами всё плыло. Возбуждение было настолько мощным, что разрядка наступила почти мгновенно.
Но на смену острому наслаждению пришло беспощадное осознание того, как всё это грешно, как преступно, как извращённо.
Он и чувствовал себя именно так – падшим, порочным. И это убивало. Он не хотел ничего такого. Он ведь просто жил. Занимался любимым делом, строил карьеру, много работал, ставил цели – достигал, ставил новые. Всё в его жизни было размеренно и отлажено, правильно и понятно. А вот то, что творилось сейчас, грозило пустить всё это под откос.
