– Отлично. Потому что Натан рассказал мне о том, что произошло с Кэролайн. Об этой кулинарии. И вот я задумалась…
Я выпрямилась и вновь нахмурилась. Фиаско с кулинарией было не той темой, которую мне хотелось бы обсуждать в данный момент.
Мне очень нравилось, что мы с Эммой никогда не говорили о делах. Моим самым большим кошмаром был вопрос: «Ну и что ты собираешься делать?» Я все еще не была уверена, стоит ли мне заниматься поисками какой-то работы, ведь мы с Марком никак не могли прийти к консенсусу по поводу «программы продолжения рода». А Эмма, как мне казалось, наслаждалась тем, что не работает.
Честно говоря, я не знала, как она может себе это позволить. Эмма никогда не вдавалась в подробности – так же как редко говорила о времени, проведенном во Франции. Полагаю, что там были замешаны какие-то семейные дела, и из-за этого она чувствовала себя неловко, в шутку называя себя «еще одним чертовым художником, который совершенно никому не нужен на юго-западе».
Мой негромкий внутренний голос подсказывал, что Эмма слишком скромничает. Хизер позеленела от зависти, когда она распаковала вещи и на свет появились ее потрясающие работы из керамики. И, наконец, Эмма призналась, что изучала искусство в Лондоне и на севере, а также устроила несколько успешных индивидуальных выставок в ключевых художественных галереях.
И вот теперь, глядя на то, как ветер сдувает пряди волос с ее лица, я размышляла, куда может привести нас эта неожиданная беседа.
– Ладно, продолжай, Эмма. Ты сказала, что кулинария заставила тебя задуматься?
– Да. Ты же меня знаешь – мой мозг находится в постоянном поиске. Когда я услышала, что у тебя с Кэролайн ничего не получилось, у меня появилась идея. Натан как-то упомянул, что ты все еще хранишь кухонное оборудование, которое сложено где-то в пристройках?
Я закрыла глаза и отвернулась – ничего не смогла с собой поделать.
– То есть тебе всё еще неприятно говорить об этом? Всё еще винишь во всем Натана?
– Послушай, – я глубоко вздохнула, – я винила во всем Натана, потому что не хотела винить Кэролайн. А может быть, и саму себя.
– Но ведь он действительно в этом не виноват?
– Нет. Знаешь, Эмма, без обид, но я не уверена, что мне хочется это обсуждать. Ладно? – Я играла со своим «конским хвостом». Все дело было в том, что я не хотела, чтобы Эмма узнала эту мою сторону. Тогда моя наивность не знала границ, и разочарование ей не уступало. Признаться ей, что я всё еще мечтаю об этом? Смешно и нелепо.
– Я слишком много вложила в кулинарию, Эмма. Представляла себе, как она решит все мои проблемы. Поможет мне справиться с эмоциями после рождения Бена. Поможет нам должным образом устроиться в Тэдбери…
Эмма ждала, стараясь прочитать мысли по выражению моего лица. При этом настолько пристально смотрела на меня, что почти казалось, будто она тоже видит эту мою мечту. Ощущает фартук с бело-синими полосками на моей шее. Вся продукция выложена на сверкающих чистотой подносах. Три большие емкости с паштетом собственного приготовления: из макрели с некоей изюминкой, из печени цыпленка и из дичи по моему рецепту. Еще теплый хлеб в корзинках. Объявления, возвещающие о только что полученных из Франции деликатесах в жестяных коробках: фуа-гра, утка в собственном соку, мусс из утки…
Днем я больше не позволяла себе думать об этом. Уничтожила все чертежи и финансовую документацию. Бизнес-план. Списки товаров и поставщиков. Проекцию развития на второй и третий годы – к тому времени я надеялась предлагать мясо и органические овощи, выращенные на близлежащих фермах. Колбасы по собственному рецепту. Нашим слоганом должно было быть: «Вкус Тэдбери – только местные продукты».
