Его прикосновения и поцелуи отражают голод, потребности, желание и то… что я тайно принимаю за любовь. Можно зажмуриться и представить, что он любит меня, даже если это неправда, даже если это всего лишь моя фантазия.
Но в этом момент под одеялами в тёмной спальне с бегущими лунными бликами на стенах я в это свято верю.
Миша посасывает мою нижнюю губу, покусывает неторопливо, и я тоже учусь быть неторопливой и спокойной, хотя мне хочется стонать и извиваться под ним. Поцелуи постепенно становятся жадными, дикими и отчаянными. В них всё – в том числе и мольба быстрее войти в меня.
И ему тоже уже не терпится.
Кожа горит от его прикосновений, я обнимаю его и молюсь, чтобы ночь длилась вечно. Потому что с восходом солнца неизменно произойдёт то, что всегда происходит. Я останусь одна.
В пустой, холодной кровати. Обнажённая. И удовлетворённая.
Но лишь отчасти.
Миша аккуратно спускает по ногам мои трусики, и я охотно развожу бёдра шире, чувствуя твёрдый горячий член, которым он прижимается ко мне. Протягиваю руку, чтобы обхватить его и дать знать, что я готова.
Всегда готова принять его. Всегда.
Его дыхание сбивается, когда я головкой вожу вверх-вниз по своей киске. В животе тугой узел, а между ног уже намокло и припухло, и ноет, чтобы он быстрее заполнил пустоту.
На миг Миша отстраняется, и наши взгляды встречаются, как всегда за мгновение «до».
Выпускаю его из рук и широко развожу ноги так, как ему, знаю, нравится.
И он одним махом заполняет меня: глубоко и резко, а я задыхаюсь от переизбытка ощущений.
Наклоняясь, он целует мою грудь и ключицы, замирает и чуть двигается. Пульсы смешиваются, и я закрываю глаза, отдаваясь моменту.
До боли.
– Ты всегда такая идеальная, – шепчет он, слегка усмехаясь, но не поднимая головы, – такая тугая. Твоя киска будто создана для меня… только для меня.
Приходится прикусить язык, чтобы не ответить, что на самом деле так и есть.
Он начинает резкие движения. То быстрые, то медленные длинные удары. Я способна лишь дрожать и слушать, как мы бьёмся кожа о кожу. Глаза наполняют слёзы, поэтому я обнимаю его руками и ногами, чтобы спрятать собственные острые чувства.
Только всё зря.
- Эй, ты чего, – замечает он, – ты что, плачешь? Почему?
Ладонью он вытирает мои щёки и гладит по голове.
– Мне слишком хорошо, – отвечаю я чистую правду.
Поцелуи становятся глубокими, а движения хаотичными. Мы постепенно приближаемся к краю. И мне совсем не хочется его переступать. Я сопротивляюсь. Только бы момент длился дольше. Но, в конце концов, отпускаю себя и разлетаюсь вдребезги, когда он, кончая, шепчет моё имя.
Когда просыпаюсь утром, в комнате я одна. Единственное, что напоминает о прошедшей ночи – моё обнажённое тело и сладкая тянущая боль между ног.
Зарываюсь лицом в подушку, на которой ещё остался его запах.
Мне так, чёрт его дери, хорошо, что совсем не хочется вылезать из кровати. Я бы ещё полежала, бережно перебирая в памяти кое-какие моменты.
Но спустя несколько минут заставляю себя подняться с постели. Из зеркала на меня смотрит удовлетворённая раскрасневшаяся девушка. Её карие глаза загадочно блестят, а облако тёмно-русых волос нужно ещё потрудиться расчесать. Как же приятно потянуться всем телом, зная, что именно ночью с ним делали.
Что ж, приходится закутаться в халат и прошмыгнуть в ванную, хотя так не хочется смывать с себя запах нашего секса.
После душа я надеваю одежду вместе с маской спокойствия и невозмутимости. С той самой маской, которую ношу уже пять лет.
