Шорох приближающихся шагов заставляет отступить в сторону, но маневр нельзя назвать удачным, потому что он ускоряет столкновение, а не спасает от него. Нужно было шагать влево. Нет! Нужно было смотреть, куда иду!
– Извини, – лепечу я, не поднимая головы.
– Всего одно «извини»? Кажется, их должно быть раза в три больше.
Этот голос мне не знаком, но я без труда могу догадаться, кому именно он принадлежит, ведь перед глазами снова эта черно-белая клетка. Вот он, баланс во Вселенной. Все и так было слишком хорошо.
– Это уже не смешно, – раздраженно рокочет белобрысый.
В груди вдруг появляется легкое покалывание. То, как он произносит шипящие, чуть мягче, чем следует, навевает воспоминания о прозвище, которое дал мне в средних классах один идиот. Неторопливо поднимаю взгляд и ошарашенно приоткрываю рот.
– Ты-ы-ы? – хрипло тяну я.
– Привет, замарашка. Я, конечно, тронут вниманием, но… может, прекратишь уже меня преследовать? Я все еще не западаю на сталкерш, выпрыгивающих из-за углов.
Худшие опасения подтверждаются, и я набираю в грудь побольше воздуха. Знала бы сразу, что это он, вообще бы не переживала. Тоже мне, пострадавший. Ему мои тычки все равно что гвоздям удары надувного молотка. Негодование собирается в горячий сгусток, поднимающийся по горлу, щеки горят. Смотрю на повзрослевшего Морева и совсем не вижу в нем мальчишку, что так любил доставать меня на переменах и после уроков. Он стал выше, да и в плечах шире. Белесые волосы закрывают высокий лоб и лезут в глаза, губы поджаты, и на них не видно ни тени той озорной улыбки, которую я почему-то слишком хорошо помню.
– Долго мне ждать? – угрюмо спрашивает он.
Задираю нос и смело смотрю ему в лицо. Я тогда его не боялась, а сейчас и подавно. Заржавевшие рефлексы включаются, плечи расправляются сами собой, а в душе зажигается забытый огонек азарта. Саша Морев – мой личный тренажер по словесным баталиям. Даже интересно, на что он способен спустя четыре года.
– Чего? – ухмыляюсь я. – Когда волосы отрастут? Думаю, пару лет.
Саша смеется, показывая зубы, но это не веселье. Все еще раздражение, только оно почему-то еще более ядовитое, чем раньше.
– Извиняйся, Мореева. И я пойду.
– Хм-м-м… – Изображаю задумчивость, постукивая телефоном по подбородку. – Что-то не хочется, нет настроения. Может быть, в другой раз? Никогда, например. Это тебя устроит?
– Ты как всегда. – Он устало прикрывает глаза, касаясь пальцами виска, и я замечаю темные узоры татуировки на внутренней стороне его предплечья, выглядывающего из-под закатанного рукава рубашки. – Мореева, если ты хотела подстроить милую встречу старых…
– Перекрестись, Морев. Я понятия не имела, что это ты. А если бы знала, то за километр обходила бы.
– Отличный план, – отрешенно кивает он, глядя в пустоту.
– Я вообще гений. Неужели ты забыл?
– Даже не пытался вспомнить.
Его слова отзываются неожиданной болью, как от укола. Ход мой, но я не знаю, что ответить, обескураженная необъяснимой обидой. Мы никогда не были друзьями, но и наша детская вражда, казалось, не имела ничего общего с настоящей ненавистью. А вот сейчас я ее чувствую. Омерзительно липкую, тошнотворно кислую и невыносимо холодную.
Из-за поворота слышатся голоса и топот. Морев шагает дальше по коридору, и мои напряженные плечи мигом расслабляются. Бреду вдоль стены, оставаясь незамеченной для группы старшекурсников, а у прохода зачем-то оглядываюсь, все еще не принимая того, что случилось. Не то чтобы я часто представляла нашу встречу, но примерно так она и должна была выглядеть. Тогда почему я не могу отделаться от ощущения, что все как-то неправильно? Почему меня тянет в тот день, когда мы виделись с Сашей в последний раз?
