– Смотри, она бежит, и за руку его
Готова увести, хоть плен его был долог. Какая храбрая…
– Не знаешь ты ее.
Отродье глупое, жалка и сумасбродна.
Я думаю о ней, и чрево мое горит, ох, вырвать бы ей сердце
И свиньям, свиньям бросить. Я…
– Замри. Ты слышишь? Тьма поет, и Рой кружит опять.
Им дела нет до нас, пора, летим, быстрее.
– Постой. Нас двое, двое лишь, а он…
– Нет, не жалей, оставь его, решил он.
Не оборачивайся, с ними пусть кружит
И плачет.
– Сердце…
– Нет, вперед смотри, вперед, и лучше мне скажи, кого ты мне отдашь? С кем хочешь ты сквитаться еще?
– С рабом. С рабом, чей так сверкает меч.
Отдам тебе раба, и воссияет
Так скоро наша месть.
– Вкусно? – подкалывает меня Скорфус.
Я нервничаю так, что грызу ноготь уже вторую минуту кряду. Никогда не замечала за собой такой мерзкой привычки. Пушистый черный хвост лупит меня по запястью, и довольно сильно. Я, опустив руку, сжимаю край туники.
– Может, лучше позавтракаем? – Впрочем, звучит натянуто. Я мотаю головой. – Ну ладно. Значит, будем завтракать вместе с ним.
Если он не попробует сразу нас убить. Но я просто пропускаю слова мимо ушей.
В окно нежно задувает прохладный бриз: играет занавесками, морскими виолами на подоконнике, шерстью Скорфуса, моей туникой. И волосами Эвера, который лежит перед нами в постели. По моим расчетам, зелье перестанет действовать совсем скоро. Он вот-вот очнется.
Я сижу в кресле в изголовье, Скорфус облюбовал прикроватную тумбу. Оба мы пялимся примерно в одну точку – на сомкнутые ресницы Эвера, и как бы Скорфус ни острил, он нервничает не меньше моего. Его длинный гибкий хвост только в такие минуты ведет себя словно что-то отдельное от хозяина.
– Вообще-то ты могла предупредить меня, – наконец, не выдержав, цедит сквозь зубы Скорфус. Он не то чтобы зол, но кое-что действительно пошло не так. – Ну, что отмазывать нам придется не только тебя, но и его. – Когтями он сердито скребет по дереву. – Четыре трупа, человечица! Этот красавец располосовал четверых человек! Ты же говорила, он славный и…
– Он… славный, – сглотнув, отвечаю я. Просто не готова сейчас это обсуждать, горло сразу сжимается, много воспоминаний лезет в голову. И вдобавок, если честно, мне стыдно. – Скорфус, ну прости. Я боялась остаться одна со всем этим. Все-таки ты…
– Дай угадаю. – Он с насмешкой обращает на меня ядовито-желтый глаз и повышает голос до писка, явно меня пародируя: – «Скорфус, я боялась, что ты окажешься таким же повернутым на правилах душнилой, как боги Святой Горы, и не будешь помогать мне вытаскивать из долбаного Подземья долбаного маньяка!» Да?
– Примерно, – кисло соглашаюсь я. – Только без слов, которые я не знаю. Вроде «душнила», «долбаный» и «маньяк».
– Ты такая тупая, Орфо. – Его меховые бока раздуваются от возмущения, а вот голос, наоборот, становится теплее. Я только шмыгаю носом: что спорить? – Я помогаю тебе. Ты убийца. Что, думаешь, меня убудет от еще одного такого экземпляра?
– Я твоя… – и снова приходится прикусить язык. Я чуть не использовала слово «хозяйка», за которое он, как и любой фамильяр, вправе дать мне лапой в глаз, – подруга. А с ним ты никогда не общался. Поэтому да, я не хотела, чтобы ты заранее знал о его поступке. Тем более здесь что-то может быть не так.
