Это я тебя убила - страница 64



«Скорфус, ты помнишь гасителя Эвера, который когда-то пропал? Так вот. Это я его убила».

Я наконец рассказала ему все, кроме одной детали – про растерзанных «детей героев». Представила это просто как ссору, в которой не сдержала дар. Скорфус понял. Он некоторое время ходил по мне, размышляя, потом спрыгнул на песок и целеустремленно затрусил к скале, на которую я ему указала.

«У меня для тебе хорошие новости, человечица! – крикнул он, уже встав у камня на задние лапы и уперев в него передние. – Стеб откладывается. Я, кажется, смогу тебе помочь».

Так мы и оказались в Подземье. И на самом деле… уже тогда я догадывалась, что услышу от Эвера, если даже мне удастся спасти его, это слово.

«Нет».

Чтобы моя вина считалась искупленной, недостаточно того, что я его вытащила. Чтобы я взошла на трон спокойно, он должен меня простить. Но такие вещи не прощают.

– Я не пыталась спасти тебя эти четыре года, просто не зная, что это возможно, – собравшись, продолжаю я. Он слушает. Лицо непроницаемо, но я благодарна уже за отсутствие там насмешки, неверия и презрения. – Я же представления не имела, что есть способ…

– Как же ты так внезапно его нашла? – Он снова смотрит на дрожащие лепестки виол, а мне не остается ничего, кроме нелепой правды:

– Исповедалась своему коту. Ну, ты его видел. Это Скорфус, он… заменил мне тебя.

– Даже так. – Читаю это по его губам и ловлю непонятную эмоцию, снова слишком похожую на горечь, чтобы внутри все не перевернулось десять раз.

– Ну… попытался. Я ведь умирала без тебя, Эвер. И даже ничего не имела против смерти.

Он опять обращает блеснувшие глаза на меня. Кажется, я вот-вот услышу нечто гневное и вполне справедливое вроде «Ты не знаешь, что такое умирать». Но, похоже, он устал от этого разговора, он просто не хочет пока больше думать, насколько я честна. И я могу его понять. В конце концов он лишь шепчет:

– Что ж. Я рад, что ты не умерла.

В горле пересыхает. Я хватаю кувшин, тащу его к губам, делаю несколько жадных глотков, все это время крепко-крепко жмурясь: и потому что не могу смотреть на Эвера, и потому что должна хотя бы ненадолго спрятать глаза. Услышанное отдается в голове, бьется о стенки черепа, как заблудившаяся летучая мышь в незнакомой пещере. Я прекрасно понимаю: нельзя выдыхать, нельзя питать иллюзий, тем более – радоваться. У фразы может быть много подтекстов.

– Видимо, это должно произойти именно сейчас.

…Например, такой. Проглотить воду оказывается сложнее, чем набрать ее в рот.

Сглотнув, я наконец открываю глаза, но вопреки ожиданиям не вижу злости. Эвер бросил фразу как что-то само собой разумеющееся, примерно так же он объяснял работу хлыста в детстве. И, поняв, что повторять «мне жаль» бессмысленно, что умолять о прощении глупо, что путь остался один, я покоряюсь. В конце концов, у меня тоже есть вопросы к Эверу. Скоро я их задам. Но начну все же с простого, безнадежного, столь же бесцветного уточнения:

– Как бы сказать… мне бы этого не хотелось. И мне не кажется, что я правда это заслужила.

Он опять приподнимается на кровати, в этот раз садится почти прямо. Смотрит долго, задумчиво, а я всем видом стараюсь донести до него: «Спорь, спорь, можешь даже меня проклясть или ударить». Я готова. Я приму все. Второй фразой я ведь и пыталась спровоцировать его, пыталась добиться чего-то, что сдвинет нас с мертвой точки. Пусть он отреагирует. Пусть крикнет: «Заслужила, еще как, и я рад, что ты сдохнешь!» Пусть хоть что-то станет понятнее. Но нет.