– Я не… Я просто…
– Я не буду прятаться за твою юбку ни сейчас, ни потом. Ты не можешь просить об этом.
Судорожно сглотнув, я кивнула. Я понимала, о чем он, и понимала, что он прав. Но это не отменяло того, что перед моими глазами уже прокручивалось видение дымящегося раскуроченного мотоцикла, и хрупкой легкой фигурки, лежащей посреди дороги…
Локи вздохнул и слез с мотоцикла.
– Я пойду пешком.
Я, не смея верить, кинулась его обнимать.
– Спасибо!
Он обхватил меня за талию, прижал к себе, вдохнул запах волос.
– И почему из всех девушек мне досталась самая ненормальная? Это только на сегодня.
Я часто закивала головой, не разжимая рук:
– Обещаю.
Локи наклонил голову и поцеловал меня нежным, долгим поцелуем. Я ответила ему страстно, не обращая внимания, что сейчас день, на нас наверняка пялятся, и вообще, он мой муж. Я сознавала тогда, что будь моя воля, я бы заставила этот момент длиться вечно, заколдовала бы нас в его власти, мы застыли бы, как двое зачарованных влюбленных, не в силах никогда разъединиться.
Когда он наконец ушел, выдохнув мне в губы «Я тебя люблю», я смотрела ему вслед, не в силах отвести взгляд, мечтая догнать и задушить в своей заботе. На перекрестке Лукас обернулся, и роковое предчувствие ударило меня под грудь, перехватив дыхание.
Подняв руку в ответном жесте, я с усилием раздавила свои губы в улыбке, и он отправился дальше, шагая легко и свободно, его волосы, схваченные в небрежный хвост, сверкнули в лучах неяркого северного солнца, и на секунду он весь оказался охвачен сиянием, а потом пропал за поворотом.
Таким я видела Локи в последний раз и таким запомнила навсегда.
«Во всем, что есть, скрыто гораздо больше, чем видно на первый взгляд. То, о чем мы, возможно, даже не подозреваем… Ведь чтобы понимать нужно глубоко погружаться в смысл всего…»[7]
Больше всего мы отрицаем ту истину, которая задевает нас сильнее всего. Когда-то я во всем умела видеть знаки. Случайное неслучайно, и все такое прочее. Я верила, что иду правильной дорогой – конечно, иногда сомневалась, мечтала испытать что-то новое, но знала, что там, где я есть – я счастлива. Застывшая в статичности уютного мещанства, я не хотела перемен, не хотела развиваться. Не хотела становиться сильной.
Испытание – это великий дар, который формирует наш характер. Я не хотела закалять характер. Я хотела просто любить, просто остаться с ним и, если это означало стать скучной, старой, обычной – я была согласна, только бы это означало быть вместе с ним.
Но, как водится, меня не спросили.
А есть хоть кто-нибудь, кого спрашивали?
Кто-то, кто глядя на то, как башня из слоновой кости вдруг рассыпается, сметая за собой все, что имело значение, сказал бы: «То, что мы понимаем, это часть общего смысла, тут сомнений нет»[8]
Мы отрицаем истину, потому что она приносит нам боль.
Когда в дверь постучали, наверное, я уже знала.
Лукас звонил мне два часа назад, сказал, что выходит. Я спросила, подвезет ли его Ронни, подразумевая, что волнуюсь и прошу, чтобы она подвезла. Он ответил, что хочет прогуляться пешком и подышать свежим воздухом, и это означало, что на сегодня уступки моим капризам окончены.
Мариза заснула позже обычного, взбудораженная сборами. Мы договорились, что отвезем ее к Элене и Джеку утром, позавтракаем все вместе, а потом только тронемся в путь. Раньше мы никуда не ездили без нее, и теперь она волновалась, беспокоилась и предвкушала запретные удовольствия, которые ей наверняка посулили дедушка и бабушка: сласти, телевизор до поздней ночи, еда в гостиной. Подрагивающая от возбуждения как молодой тонконогий жеребенок, она ни на секунду не оставляла меня одну, не давала погрузиться в беспокойные мысли. И только когда вещи были собраны, перепроверены несколько раз и сумка поставлена у входа, лишь тогда она согласилась лечь в кровать. Сон сморил ее через мгновение.
