Ева вспомнила забавный случай, когда она забрала сына из садика и въезжала в свой двор тринадцатиэтажного дома, где почти у каждого хозяина был автомобиль. Мужчина не только не уступил законное право проезда Еве, но и оттеснил ее в автомобиль в глубокую лужу, откуда Ева с трудом вырулила. Артем выскочил из машины и ринулся к обидчику. Он открыл дверцу водителя и пытался вытащить его на асфальт, чтобы разобраться как следует с тем, кто обидел его маму.
Сначала мужчина расхохотался в лицо шестилетнему мальчику, но когда Артем применил боевой прием самбо, которому его научил отец, и нанес удар ребром ладони под солнечное сплетение, то мужчина согнулся от боли. И из уст мальчика прозвучали совсем не детские слова:
– Попробуй, сволочь, когда-нибудь еще обидеть мою маму, будешь дело иметь со мной. А я не всегда буду маленьким. Понял?
Мужчина вылез из кабины, держась за область солнечного сплетения и сказал, дернув плечами:
– Понял. Расти большим. – И обратился к Еве с извинениями.
Ева была удивлена и восхищена поступком сына. А про себя подумала:
– Значит, я себя веду правильно как мать. Сын растет мужчиной.
А вот в другой коробке лежат реликвии уже горестных воспоминаний. В конверте прядь ее волос. Это не та прядка черных волнистых волос, которую мама отрезала в возрасте шести месяцев, когда начинают впервые стричь волосики малышам. Эта черная прядка была вырвана ее матерью у маленькой пятилетней Евочки.
Ева горько вздохнула и вытерла слезы. Сколько лет прошло, да, двадцать лет миновало с тех пор, а ведь она все это помнит отлично. Вообще, свое детство Ева помнит чуть не с материнских родов. Это, конечно, утрирует она. Не с момента ее рождения. Но в два годика она точно помнила, как искала свои сандалии, чтобы идти в садик. Ее мать с глубокого похмелья, с собой-то не могла справиться, а похмелиться дома было нечем, вчера все выпито, так ей надо еще девчонку одевать и обувать.
И мать скомандовала дочери, чтобы девочка искала вторую сандалию, которая затерялась неизвестно где. Ева полезла под кровать, но там темно и не видно ничего. Мать достала девочку за ножку и кинула ее на кровать. До сих пор она помнит это чувство страха. Как могла любящая ее мать так жестоко швырять ребенка. Мать чертыхнулась и сказала в гневе:
– Сидеть дома будешь. Вечером приду с работы-накормлю. – И ушла.
Причем, как помнит Ева, это было неоднократно, когда мать хватала ее за ногу и швыряла как надоевшую собачонку.
Родного папу она помнит с трудом. Он то приходил, то уходил из дома, ему очень не нравилась пьющая жена. Но сопротивление его ни к чему не привело, в конце концов, он тоже спился. А Ева так и оставалась с матерью.
Однажды Ева сознательно мешала маме и ее собутыльнику пить спиртное. Пока мать отвернулась, девочка спрятала бутылку водки под полотенце, мать вернулась к столу с закуской, а водки нет. Поскольку собутыльник только должен был появиться, и мать уже все приготовила для приятного времяпровождения, но исчезла главная радость застолья – бутылка водки, то весь гнев матери обрушился на девочку.
– Отдай бутылку, негодяйка, отдай по-хорошему!
И мать не только грозно кричала и грязно ругалась, она еще схватила дочку за волосы, и когда Ева отвечала, что не видела бутылку, мать так рванула ее за волосы, что из головы ребенка вырвала большой клок волос. Увидев в своей руке волосы, мать с остервенением кинула на пол черный пучок дочкиной косички, и вытерла руки о платье. Тут она отвернулась от дочки, задела за табуретку, на которой под полотенцем лежала бутылка, спрятанная Евой. Бутылка была уже раскупорена, закрыта не очень плотно. Бутылка упала на пол, водка струйкой полилась… не в рот алкоголиков.
