Я вздрогнула, подбежала к шкафу и стала перекладывать из него вещи в свой чемодан.
– Никаких платьев и туфель, только теплые вещи, мы едем на север, – говорил Николай, утрамбовывая свой чемодан. – Где твоя сумочка, – он сбегал в прихожую и вернулся из нее с моей дамской сумочкой. – Ева смотри, в этой сумочке все наши документы, – с этими словами он подбежал к моей шкатулке и стал выбрасывать из нее драгоценности. – Тоже пригодятся, – бормотал он. – И в этой сумочке все твои драгоценности. Держи ее всегда при себе, поняла меня? – спросил он с нажимом, потому что видел, что я еще плохо понимаю, что происходит. – Всегда при себе Ева! – повторил он.
Я молча кивнула головой, давая ему понять, что я приняла его информацию и стала продолжать упаковывать свой чемодан.
– Быстрее, быстрее, – он закрыл мой чемодан и стал помогать одевать мне осенние сапожки, пальто, а потом нахлобучил на мою голову шапку. – Жаль зимние вещи уже не успеем упаковать, ну да ладно, лишь бы живыми добраться, а там уже разберемся.
– А как же квартира Коля, что будет с ней, – я оглядывала нашу комнату, ставшей мне такой родной, которую я с такой любовью украшала все эти годы.
– Мы вернемся, мы обязательно вернемся родная, и если она останется целой.
Гудок, раздавшийся снизу, перебил его. Николай выглянул в окно.
– Все Ева, нам пора, – сказал он и взял меня за руку.
– Давай присядем, хотя бы на дорожку, – я села на стул, увлекая его за собой на соседний.
– Только быстро, – сказал Николай, – мне тоже жаль уезжать с нашей квартиры, поверь мне, но так нужно, – он поцеловал меня в висок. Машина загудела второй раз.
– Теперь точно пора, – я еще раз быстро оглядела нашу квартиру, в которой мы оставляли все, что нажили за эти годы. Николай взял наши чемоданы, и мы вышли с ним из квартиры, которую он закрыл, а ключ положил в мою сумочку.
Он почти бегом побежал вниз, и мне тоже пришлось бежать за ним. Николай закинул чемоданы в кузов машины, помог забраться сначала мне, а потом сел сам.
Машина тронулась, а я все пыталась оглянуться, чтобы еще раз увидеть наш двор, потому что не знала, будет ли он вообще существовать, вернемся ли мы в него еще.
– Антонина Николаевна! – вскрикнула я. – Коленька, родной, прошу тебя! – я стала теребить его рукав, уговаривая.
– Черт! – выругался тот и сказал водителю адрес дома, где жила моя вторая названная мама.
– Что я вам такси что ли, – заворчал тот, но поехал по указанному адресу.
– Антонина Николаевна! – заорала я, едва Николай помог мне выбраться из кабины. – Антонина Николаевна!
Я побежала к подъезду, забежала в него и стала бегом, перепрыгивая через ступеньки подниматься на ее этаж.
– Что случилось! – из своей квартиры выбежала пожилая учительница.
– Я уезжаю, – говорила я, тяжело дыша, – я уезжаю мама!
Мы кинулись к ней, обнялись и обе заплакали.
– Поехали с нами, – стала уговаривать я ее. – Я попрошу Николая, он возьмет вас, поехали с нами!
– Нет Евочка доченька моя, – она гладила меня по лицу, как когда то, прощаясь со мной, делала моя мама. – Я останусь тут, с детками, а ты езжай, береги себя родная, и ребеночка своего береги.
– Антонина Николаевна, – рыдала я. – Мамааа…
– Ева! – услышали мы с ней голос моего мужа. – Ева! Пора!
– Все иди, иди, – стала толкать меня к лестнице, Антонина Николаевна, но я все еще цеплялась за нее. Тяжело дыша, на лестничной площадке появился Николай.
