С тем же счастьем в голосе тут же добавила:
– Да не смущайся… Я про свою красоту все знаю, а то еще побоишься со мной серьезно разговаривать…
Присев к столу, долго удивлялась тонким английским кофейным чашкам, разглядывая их с тем же, что и фотографию, вниманием:
– Правда, они такие деньги стоят? И ты их отдала за них? Сумасшедшая! Да за такие деньги я бы всем своим пацанам по куртке купила… А тут какая-то чашечка… Да из нее и не напьешься даже, только и знай наливай. Не то, что наши. И на какую ерунду люди только деньги не тратят…
Ирина с любопытства наблюдала за Верой. Она ей показалась еще проще, но в то же время – интересней. Впервые не видела она в человеке и тени зависти к материальным благам другого и понимала, что это от того, что ценит Вера в жизни совсем иное, чем дорогие английские сервизы или дом в два этажа, по лестнице которого не бегают дети. Не только ценит, а и обладает. И цену этому иному, гораздо более важному, знает. Она стала испытывать странное, доселе почти неведомое ей чувство к этой неподходящей для нее ни в подруги, ни, тем более, в соперницы, располневшей, неухоженной женщине. Похожее на зависть.
Вера отказалась от второй чашки кофе, стремительно засобиралась:
– За молоком не приходишь, а я беспокоюсь – вдруг ты подумала, что я отказала тебе? Да и баню сегодня Сережа закончил липой внутри обшивать, натопим сегодня. Приходи. Но первое дело, из-за которого я пришла – фотографии. Интересно мне стало на них взглянуть. Я в студенчестве тоже фотографией занималась. Мы сейчас своим пацанам на хороший фотоаппарат собираем, вдруг кто из них всерьез увлечется. А то у нас мыльница старая… Так что все дела сделаны. Пойду… А фотографии твои мне понравились. Очень.
Ирина не удерживала.
Стоя на веранде, смотрела, как ее неожиданная гостья, прикрывшись от дождя не успевшим еще просохнуть зонтом, идя к калитке, энергично перекатывает толстыми ягодицами.
Обернулась, махнула Ирине рукой:
– Приходи!
Ирина не обещала.
Лара появилась тут же, и дождя не испугалась. Видела, что молочница была в гостях у Ирины, и пришла, как выразилась, в большом обалдении – первый раз Верка по гостям в наши дома ходит.
То, что Вера позвала Ирину в баню – ей понравилось. Тут же напомнила Ирине, что муж у Верки очень красивый и что не мешало бы им его хорошенько рассмотреть поближе. Да и к тому же мужик этот не просто лесник, а ученый. Когда при Ельцине горбачевская перестройка вошла в штопор, он вынужден был науку бросить и вернуться в село. Верке профессию не пришлось менять – так же учителем устроилась, а он в лесники пошел и докторскую свою не дописал. Так что, – хохотнула, – экологически чистый и умный. Да еще у него родословная интересная – из семьи потомственных сельских врачей. Еще дореволюционная родословная. Чуть ли не от прадеда в роду врачи. Он первый, кто династии изменил и в технари пошел…
Наверное, теперь жалеет.
Врач, он в любые времена везде и всегда при деле, не то что какой-то доктор или кандидат наук…
– Ты что, специально о нем узнавала? – удивилась Ирина, слушая Ларису с тайным удовольствием.
– Да нет, – отмахнулась Лара, – тот коттедж знаешь, там, где домработница на крыльцо с колокольчиком выходит звать к накрытому столу? Так вот, их дочка время проводила с Веркиным старшим сыном. И между собой они его называли «красивым голозадым»…
А домработница, идиотка, возьми и расскажи Верке об этом…
